Беспорядочная интервенция

То, что сейчас делает наскоро сложившаяся западная коалиция в Ливии, условно можно назвать «гуманитарной интервенцией». Условно потому, что на самом деле в международном праве, по сути, не сложилось единого понимания относительно целесообразности и уместности такого рода действий. Более того, почти всякий раз обязательно найдутся те, кто обвинят «гуманитарных интервентов» в двойных стандартах, в двуличии, в преследовании корыстных целей, в нечеткости объяснения мотивации.

Люди всегда стремились оправдывать войны и даже прямую агрессию самыми благородными целями. Истоки же современной доктрины «гуманитарной интервенции» многие исследователи отслеживают в XVII веке, в работах Гуго Гроция, который, пытаясь уяснить понятие «справедливой войны», утверждал, что войны позволительны, когда угнетаемое население не в состоянии защитить себя от преследований своего правительства и просит помощи у иностранной державы. В этом смысле, применительно к эпохе укрепления национальных государств, можно считать ранними проявлениями гуманитарной интервенции, скажем, вторжение России, Великобритании и Франции в Грецию в 1827 году с целью защиты греческого населения от угнетения, участие ряда европейских государств и России в войне с Турцией в защиту балканских народов в 1875-78 годах.

После принятия Устава ООН в 1945 году вроде бы ситуация должна была окончательно проясниться – в пользу триумфа международного права и универсалистского понимания прав человека. Устав предусматривает возможность военного международного вмешательства для защиты мирного населения от массовой гибели, репрессий и геноцида, однозначно ставя в данных случаях вопросы национального суверенитета на второй, подчиненный план. Однако ни после Второй мировой войны, ни даже после распада социалистической системы и окончания холодной войны универсального понимания и практики применения гуманитарных интервенций в мировом сообществе так и не сложилось. Когда, кому, на каких основаниях можно, а когда кому нельзя?

Скажем, вторжение вьетнамских войск в полпотовскую Камбоджу в 1978-79 годах, когда был свергнут кровавый режим «красных кхмеров», вроде бы должен подпадать под понятие гуманитарной интервенции. Однако западные страны, прежде всего США, напротив, хотели осудить вторжение через Совбез ООН, и только вето СССР это предотвратило. Тогда же Франция вторглась в Центрально-Африканскую Республику, свергнув режим людоеда Бокассы, тот съел уже слишком многих. СБ ООН операцию не осудил, хотя санкций на нее и не давал. Война западной коалиции против Ирака в 1991 году формально также не была санкционирована ООН как гуманитарная операция, более того, по своим масштабам вышла за пределы дозволенного резолюциями СБ ООН. В 1998 году не была прямо санкционирована ООН и военная операция в Косово (в следующем году между Белградом и «большой восьмеркой» было заключено соглашение о военном присутствии в Косово). Вообще то, что НАТО сделало в Югославии, многие ли в мире восприняли как оправданную, правомерную «гуманитарную интервенцию»?

Конечно, в современном мире следует говорить о тенденции к уменьшению значения национального суверенитета перед международным правом. Однако проблема в том, что международные институты, призванные, в частности, следить за соблюдением норм этого международного права, пребывают далеко не в лучшем виде. И в этом смысле, с точки зрения упорядоченности и управляемости, нынешнее состояние международных отношений, пришедшее на смену двуполярной системе, оказалось удручающе нестабильным и непредсказуемым. Эти отношения в целом лишены сколь-либо единой «системы ценностей», причем попытки провозгласить таковыми ценности западной цивилизации наталкиваются на все более мощный (хотя не всегда аргументированный) отпор.

В отсутствие признаваемых и уважаемых международным сообществом правовых норм апелляция к нормам прошлой эпохи часто сопровождается еще большей их дискредитацией. Так, применительно к Ливии мировое сообщество оказалось не способным выработать линию поведения, которая пользовалась бы таким пониманием и поддержкой, как если бы она действительно базировалась на принципиально новом международном мышлении, адекватном общечеловеческим задачам и вызовам ХХI века.

Позиция США и Запада в целом долгое время была невнятной. Сначала мятеж в Ливии (как и других арабских странах) застиг правительственных аналитиков врасплох, потом им стало казаться, что режим Каддафи падет так же скоро, как пали режимы в Тунисе и Египте. Оказалось, нет. И тогда возникло спонтанное желание (должным образом подготовленное масс-медиа) «помочь повстанцам». При этом, в отличие от классического понимания гуманитарной интервенции, речь не идет о наземном вторжении, которое, по идее, только и может эффективно прекратить массовые убийства мирного населения. Но Запад непоследователен, он не хочет наземного вторжения, он просто не может себе его позволить. Есть бюджетные ограничения, плюс к тому общественное мнение не готово поддержать войну во имя даже самых красивых принципов, а против общественного мнения в условиях электоральной демократии, даже в угоду самым высоким принципам, нынче идти не принято.

Ливийские объекты (условно принадлежащие Каддафи) бомбят с воздуха, объясняя это как давление на режим. Режим между тем продолжает наступать на позиции мятежников в Бенгази. Число жертв множится, в том числе и от бомбардировок западной коалиции. Война затягивается, она приведет к еще большим жертвам среди мирного населения. По сути, речь идет не о гуманитарной интервенции, а о вмешательстве в гражданскую войну в поддержку одной из сторон. Вроде бы вмешательство такое обосновывается тем, что априори повстанцы считаются «сторонниками демократии», а Каддафи – давно надоевший всем экстравагантный диктатор-сумасброд. Однако ж кто сказал, что эти «повстанцы» установят в стране более демократический режим, нежели бесноватый полковник? Кто их видел вообще в организованном виде, кто видел их требования, программу, что если за ними действительно впоследствии обнаружится лик «Аль-Каиды» (организация запрещена в России)?

Говорят, американцы уже имели с ними контакты. Честь им и хвала за расторопность, конечно, но причем тут гуманитарная интервенция? Если же речь идет о попытках завоевать популярность на «арабской улице», то вряд ли Америке удастся именно таким способом сломить господствующую там ненависть по отношению к ней как воплощенному западному образу жизни.

Еще мутнее выглядит мотивация Парижа. Как ни цинично, но в воздухе над Ливией французские ВВС, похоже, пытаются разбомбить слухи о якобы имевшей место финансовой поддержке избирательной кампании Саркози со стороны Каддафи. Плюс — игра на «поляне» правого, лепеновского электората: если ничего не можешь сделать с арабами дома, то хотя бы надо бомбить их в Африке. Плюс надо периодически тестировать продукцию французского, весьма конкурентоспособного ВПК. Схожа и мотивация Сильвио Берлускони, которого еще недавно Каддафи называл своим едва ли не главным другом в Европе. Британцы же в этом регионе традиционно, исторически имели явные материальные интересы. В частности, нефтегазовые. Вспомним в этой связи торжество цинизма в «удачно» закрытом «деле Локкерби»: через месяц после выплаты Каддафи компенсации жертвам теракта в более чем $2 млрд корпорация BP получила концессии от Джамахерии. Ну а сидевший в британской тюрьме организатор взрыва пассажирского самолета был выпущен по (вот же ирония) «гуманным соображениям» — у него, видите ли, обнаружили рак в смертельной стадии. Террориста на родине встретили как героя. Рак у него тотчас, кажется, рассосался. Он до сих пор жив.

Между тем всякое проявление явной узконациональной (или корпоративной) материальной заинтересованности в исходе того или иного конфликта кардинальным образом подрывает, дискредитирует доктрину гуманитарной интервенции. В долгосрочном плане это еще более усугубляет воцарившийся после конца двуполярной системы хаос в международных отношениях — новой «альтруистической», основанной на неких универсальных, общецивилизационных принципах международной системы, увы, не возникает.

В пользу того, что в Ливии западные страны действуют отнюдь не в «общечеловеческих интересах», говорит и тот факт, что на фоне резкой реакции в отношении Ливии те же самые страны демонстрируют полное безразличие по отношению к происходящему в Бахрейне. Происходящее там (угнетение суннитским меньшинством шиитского большинства, встречающее массовые протесты) вполне подходит для того, чтобы стать основанием для гуманитарной интервенции: расстрелы оппозиции уже стали вполне массовым явлением. Однако на тему Бахрейна – молчок. Нечего зря бередить режим и страну, на территории которой находится важнейшая с точки зрения поддержки военной операции в Афганистане военная база США.

Ничто так не подрывает даже самые красивые принципы, как избирательность в их соблюдении.

Что же касается российской позиции, то она вполне отразилась в скоропалительной отставке (по инициативе президента) нашего посла в Триполи. Причем со скандальной формулировкой – за непонимание сути российских интересов в регионе. Это означает – полный провал. И на сегодня мы имеем: Россия, имеющая в Ливии многомиллиардные контракты (только по «оборонке», по некоторым данным, не менее чем на 4 миллиарда долларов), осталась вообще, по сути, вне обсуждений планов военных операций в этой стране. В таких случаях говорят – «мимо денег». Судя по всему, нет и не было никаких контактов с мятежниками на предмет прощупывания почвы для будущих отношений. Вряд ли наше посольство (и посольство в Триполи тут правило, а не исключение) отличалось таким же обилием телеграмм на сей счет, каковыми прославился благодаря Wikileaks американский госдеп. Но если очевиден провал по части realpolitik (каковую как раз и практикуют сейчас западные страны, намереваясь забомбить режим Каддафи до смерти и до смены на более подходящий для своих интересов), то, может быть, Москва способна выступить более результативно на ниве формулирования и отстаивания неких принципиально новых международно-правовых норм и принципов, устремленных в будущее, не основанных на «игре с нулевой суммой», способных снискать ей авторитет и уважение как важному мировому игроку?

Пока не похоже: действия нашей дипломатии пока демонстрируют ту же растерянность перед стремительно развивающимися событиями, плюс к тому эклектичную реакцию на происходящее. Мы и одновременно объявляем Каддафи политическим трупом, и не занимаем никакой позиции по отношению к весьма неоднозначной резолюции ООН № 1973 (по сути, молчаливо одобряем ее), устанавливающей «бесполетную зону» над Ливией (что тут же подверглось расширительному толкованию в пользу бомбардировок стратегических объектов), и в ответ на бомбардировки делаем заявление о недопустимости «неизбирательных ударов». Может, мы для того и дали ООН принять резолюцию № 1973, чтобы дать возможность Западу наломать дров и наделать ошибок, после чего мы в позе добрых самаритян будем повторять – мол, мы вас предупреждали. Но может ли такое поведение (все время как бы давать возможность другим облажаться) быть основополагающим принципом внешней политики?

В чем вообще тут наши принципы или где хотя бы можно усмотреть внятную защиту сугубо наших же интересов (и черт с ней тогда, с гуманитарной интервенцией) – совершенно непонятно. Даже характерных для наших внешнеполитических заявлений «понтов» (мол, что бы ни делалось, а мы всегда с особой позицией, причем лучше – антиамериканской) – и то нету. Последнее обстоятельство (отсутствие понтов) оставляет, впрочем, надежду на постепенное улучшение внешнеполитической мозговой деятельности.