Люди, знающие изнутри сегодняшнюю систему власти в России, искренне говорят, что Андрей Фурсенко, давеча освистанный в Петербурге, – один из лучших российских министров. Адекватный, знающий свою сферу, в хорошем смысле реформаторски настроенный. И в то же время этот сухощавый высокого роста человек с несколько отрывистой речью – один из самых непопулярных представителей сегодняшнего истеблишмента. До такой степени непопулярных, что напрашиваются сравнения с Анатолием Чубайсом. А если быть гораздо более точным – с Михаилом Зурабовым, тоже глубоко знавшим свою отрасль, тоже крайне непопулярным министром, провалившим реформу в подконтрольной ему сфере — пенсионной. Словечко «тоже» в последнем случае я бы пока не спешил ставить…
Лично мне министр запомнился как борец с попытками навязывания православия в качестве государственной религии.
Курс «Основы православной культуры» не стал повсеместным в российских школах – и это личная огромная заслуга Фурсенко перед дорогими россиянами. Пусть она и не оценивается как заслуга и стоила министру толики его популярности, сегодня уже стремящейся к нулю.
Почти 62-летний Фурсенко служит министром, как Иаков за Рахиль, уже семь лет, и наверняка, как и библейскому персонажу, они показались ему «как один день». В принципе, общий смысл его деятельности внятен – осовременивание системы управления наукой, несущей на себе бремя недофинансирования и сохраняющейся советизированности, и внедрение болонской системы в образовании (плюс, разумеется, ЕГЭ).
На практике же то, что происходит, говорит скорее не в пользу реформ. Рискну предположить, что проблема не в Фурсенко или не только в Фурсенко, а в неспособности сегодняшней бюрократии администрировать реформаторские процессы.
Взять хотя бы свежий пример – казус с Российским студенческим союзом, вступившимся за студентов, сдававших за школьников ЕГЭ по математике. Это дискредитация ЕГЭ? В известном смысле – да. Только дискредитировали в данном случае единый государственный экзамен, во всех странах его применения ориентированный на уничтожение коррупции и разрушение сословных и региональных перегородок между поступающими в вузы, отнюдь не Фурсенко сотоварищи, а студенты. Министр пообещал их отчислить за нарушение этических принципов. Можно спорить с тем, следует ли отчислять студентов за подобного рода провинности, но то, что этические принципы были нарушены, – это очевидно.
ЕГЭ и болонскую систему, предполагающую существование бакалавриата и магистратуры и совместимость дипломов, никто уже отменять не будет. Это то, очень немногое, что хотя бы в чем-то объединяет нас с Европой и расширяет возможности для молодых россиян. Можно только совершенствовать систему с точки зрения ее администрирования. И проблемы – ровно с этим.
Собственно, то же самое произошло с пенсионной системой – ее перевод с распределительных принципов на накопительные был провален российской бюрократией, в том числе и с точки зрения разъяснительной работы. Поэтому сегодняшние начальники пенсионной сферы даже не рискуют совершать шаги в этом направлении, хотя увеличение дефицита Пенсионного фонда – прогнозируемая реальность.
Почему-то, когда те же принципы, например, единого экзамена и системы обучения 4+2, бакалавриат + магистратура, внедрялись аккуратно и вручную в той же Высшей школе экономики, не возникло тех «косяков», которые сегодня кажутся чуть ли не фатальными на общенациональном уровне. Значит, проблемы и в самом деле в оголтелой неэффективности бюрократии.
Как работает бюрократия, в том числе и в министерстве самого Фурсенко, стало очевидно после того, как выяснилось: совсем недавняя история с попытками призыва аспирантов – ошибка не столько Минобороны, сколько следствие неповоротливости Минобрнауки. Формализм в навязывании схем дискредитирует реформу образования и приводит к печальным результатам, как, например, в истории с набором из обязательных предметов для старших классов средней школы или разрушением системы музыкальных школ. Сам министр еще и не всегда аккуратен в высказываниях, в том числе по поводу тех же призывников – однажды он ни с того ни с сего предложил повысить призывной возраст. Откуда же после всего этого взяться популярности?
Ситуация напоминает положение в сфере здравоохранения. Возможно, до какой-то степени осмысленные реформы в силу своего всепобеждающего схематизма и формализма вошли в кричащее противоречие с действительностью и интересами потребителей услуг. Нашумевшая речь Леонида Рошаля, произнесенная в присутствии премьер-министра, — тому яркое свидетельство. То есть
нынешние реформы, в отличие от реформ 1990-х, которые не были приняты большинством граждан страны, еще и не принимаются профессиональными сообществами.
Ну и, наконец, для имиджа министра важно и то, что он имеет прямое отношение к злосчастному кооперативу «Озеро», который стал одним из символов нынешнего «капитализма друзей». Путинских друзей. Многие связывают устойчивость положения Фурсенко, которого никак не вынудят уйти в отставку или не снимут волевым решением, именно с встроенностью в систему близких неформальных отношений с аффилированными с высшей властью персонами. Тут и братья Ковальчуки, и родной брат Фурсенко, управляющий российским футболом с той же степенью удачливости, с которой управляют вверенными им отраслями российские министры, и лично Владимир Владимирович.
Отставка Фурсенко неизбежна. Хотя бы потому, что он уже человек в летах, да и политический цикл очередной скоро закончится. Но еще раз – проблема не в нем, а в неэффективности самой системы, которая ни реформу нормально провести не может, ни сохранить былые достижения не в состоянии.