Цивилизация
В прежние времена 282-ю статью, появившуюся в Уголовном кодексе РФ еще в 2002 году, называли «русской». Считалось, что по ней привлекают, прежде всего, русских националистов, позволявших себе публичные резкости в адрес людей других этнических групп. Но в последние годы ситуация заметно изменилась. С тех пор как в текст статьи как одно из условий совершения преступления ввели использование интернета, «экстремизм» стали толковать предельно широко. Крупный штраф и даже реальный тюремный срок можно теперь получить за «возбуждение вражды» не только по отношению к той или иной национальности, но и любой, предельно широко понятой, социальной группе — например, к мигрантам, полицейским или госчиновникам.
Самый свежий подобный пример — дело против рэпера Птахи, которого подозревают в том, что он сеял «ненависть и вражду» к участникам движения «Антидилер», которых он назвал нецензурным словом, синонимичным слову «проститутки», за сотрудничество с правоохранительными органами.
Это весьма красноречивый пример того, как далеко может завести логика, на которую опирались авторы этой статьи УК. Ведь изначально посыл был благой: нельзя унижать, оскорблять и призывать к насилию по групповому признаку, который от человека, им обладающего, не зависит, — его этнической, возрастной, медицинской, культурно-религиозной принадлежности.
Дальше начинается расширительное толкование — под запрет попадают фактически любые резкие высказывания, где можно углядеть обобщение, даже если члены группы сознательно выбрали участие в ней.
Грубо говоря, критиковать одного министра еще можно (он же один!), а вот все правительство — значит рисковать попасть под статью: чем кабинет министров хуже движения «Антидилер»?
Какое-нибудь министерство, кстати, тоже не рекомендуется — это ведь целый коллектив людей.
Другое громкое дело последних месяцев по 282-й статье — против известного блогера Антона Носика — интересно тем, что вызвало множество споров даже среди представителей либерально-оппозиционной общественности. Напомним, что Носик публично поддержал любые бомбардировки Сирии, поскольку они неизбежно ведут к гибели женщин, рожающих детей, и самих детей, которые, по его словам, однажды станут «сирийскими солдатами», угрожающими безопасности Израиля. В русскоязычной блогосфере поднялась буря: Носика обвиняли в человеконенавистничестве и расизме, фраза «он сошел с ума» была одна из самых мягких.
Пикантность ситуации в том, что соответствующие слова появились в «Живом журнале» Носика на следующий день после начала военной кампании Москвы в этой стране. То есть фактически он одобрил действия России, пусть и весьма экстравагантным способом. Тем не менее против Носика возбудили уголовное дело, и теперь прокурор просит для него два года лишения свободы.
И сами слова блогера, и нависшая над ним угроза угодить за решетку выявили любопытную тенденцию.
Оказалось, что никакого консенсуса о том, быть или не быть 282-й статье в «новой, прекрасной России», нет даже среди оппозиционно настроенных людей либеральных взглядов.
Почти все дружно осуждают сегодняшнюю практику, но, похоже, многие были бы не против вернуться к ситуации нулевых, то есть к «русскому» периоду бытования антиэкстремистского законодательства. В этом духе еще во время предвыборной кампании выступил, в частности, популярный «яблочник» Лев Шлосберг. По его мнению, без этой статьи «уголовного кодекса не будет», поскольку «разжигание национальной, социальной, культурной розни является преступлением и таковым должно быть при любой правовой системе».
Однако критики этой статьи видят в ней следы оруэлловского «мыслепреступления» и призывают наказывать только за дела. В этой дискуссии сошлись воедино многие проблемы не только российского, но и европейского права. И в центре вопрос о том, где именно слово переходит в дело.
Если человек призывает убивать, виноват ли он в том, что делают другие, слышавшие его?
А если не призывает, но называет кого-то «мерзкими тараканами», создавая соответствующее массовое отношение?
В чем Шлосберг прав точно, так это в том, что при нынешней практике 282-я статья искажает саму себя. Как часто у нас бывает, власть и ее апологеты ссылаются на зарубежные образцы, но на практике превращают закон в инструмент преследования. Это особенно ясно видно не из того, кого привлекают по 282-й статье, а по тому, кому она ничуть не мешает высказываться. Владимира Жириновского благополучно избрали в новую Думу, хотя после терактов в Брюсселе он кричал с экранов телевизора в адрес европейцев: «пусть подыхают и помирают — нам это выгодно». Запрет на гей-пропаганду при иных обстоятельствах легко можно было бы признать экстремистским, поскольку он явно возбуждает вражду к людям нетрадиционной ориентации.
О том, каково приходится социальной группе «либералы», на которую давно свалили все беды страны, лучше вообще промолчать.
Но проблема не только в особенностях нынешнего российского правоприменения. Сама по себе идея наказывать за слова действительно очень спорная. В той же Европе, на которую изначально ориентировался наш законодатель, рост толерантности ударными темпами вкупе с появлением законов против отрицания Холокоста стал одной из — пусть и не самой значимой — причин нынешнего роста правого популизма. Мол, если нынешние правители ограничивают свободу слова, то чем они лучше прежних, которую за отсутствие свободы и критикуют?
Все это крайне тонкие материи, которые требуют непрестанного и усердного самовоспитания общества, постоянного обсуждения острых тем и восстановления института репутации. Граждане могут и должны давать свои оценки словам того же Носика или многих других нынешних фигурантов статьи 282 — условно говоря, не подавать им руки в приличном обществе, отказывать в сотрудничестве по моральным принципам. Но сажать за слова — сегодня опасный путь.
В нынешних политических условиях 282-я статья служит слишком сильным искушением использовать ее для борьбы с оппонентами — не зря и дело Носика, и дело Птахи были возбуждены по доносу. Такая практика не снижает градус страстей, а возбуждает всеобщую ненависть еще сильнее.
