Цивилизация
Начало мая. Синее небо. Палящее солнце. Нарядные семьи с детьми: мальчики в белых рубашках, девочки с огромными бантами. Воздушные шары, флаги, звуки знакомого с детства «Майского вальса», радостно-возбужденный гул собравшихся: с Днем Победы, с наступающим, с праздником.
Это не картинка из телевизора и не воспоминание из далекого детства. Это Лиссабон в минувшее воскресенье. Потому в гуще народа то и дело слышна португальская речь, и вместо «синего Дуная» из песни про весну сорок пятого года здесь синяя Тежу, и парень в пилотке произносит «солдатская каша» с акцентом — португалец, учился в СССР. Он из ассоциации «Юрий Гагарин», общества португальско-советской дружбы, созданного более сорока лет назад. И СССР-то уже никакого нет, а «Юрий Гагарин» не просто существует, а очень даже живет.
До Португалии Вторая мировая не дошла, в той страшной войне маленькая страна на самой западной оконечности Европы не участвовала, но свои герои Второй мировой здесь есть. Герои и одновременно жертвы, как Аристидеш де Соуза Мендеш, генеральный консул посольства Португалии в Бордо.
Человек, в 1940 году лично выписавший визы тридцати тысячам беженцев от нацизма. Дипломат, нарушивший прямой приказ своего правительства, запретившего давать визы «иностранцам неопределенного или оспариваемого гражданства, без гражданства, или евреям, изгнанным из страны их происхождения».
За тридцать тысяч спасенных жизней де Соуза Мендеш заплатил карьерой, благополучием семьи и в конечном итоге жизнью — смещенный со всех постов, лишенный состояния, он умер в нищете и одиночестве.
Здесь знают о страшной войне — не так много, как в России, но знают. И здесь очень хорошо знают, что такое фашизм.
И потому, наверно, здесь не возникает вопроса, когда, в какой день праздновать победу над ним. Хоть каждый день каждого года, потому что нет зла страшнее и нет победы важнее, чем та, после которой можно сказать: «Fascismo NUNCA MAIS» — «Фашизм больше никогда».
Это лозунг Революции Гвоздик, но в минувшее воскресенье плакаты с этими словами, принесенные португальцами, были как нельзя более уместны.
— Это будет двуязычный праздник, — сказала моя подруга. – Смотри, все, что говорят с трибуны по-русски, станут переводить на португальский.
На самом деле языков было гораздо больше. В нарядной тысячной толпе я слышала польскую, украинскую, грузинскую, узбекскую, латвийскую речь. И флаги — под синим португальским небом их было так много, что я не могла поверить своим глазам: мы же теперь из разных стран, мы не ладим, да что уж, мы враги друг другу — так, увы, бывает, кто сказал, что история, сметавшая государства, пощадит нас?
Будут проблемы, грустно сказала я, маловато полицейских. Их и правда было всего трое на огромной площади, и занимались они в основном тем, что говорили: «Сеньор, не вы куртку уронили? Чья куртка? Кто потерял?»
Ну, точно, будут проблемы.
— Не сегодня, — коротко ответил мужчина с украинским флагом.
Он не был приветлив. Он был даже холоден. Не улыбался и подчеркнуто отводил глаза от флага ДНР. И тем ценнее было его суровое «Не сегодня».
Может быть, завтра. Но сегодня нет.
У нас ведь больше ничего не осталось, кроме этого праздника. Мы стали чужие, и это, наверно, нормально. Но вот эта победа, в честь которой на лиссабонской Аламеде собрались люди, — она общая. И что бы ни происходило сейчас, этого не спишут ни история, ни политика, ни время. Забыть об этом можем только мы сами, а я вот не хочу забывать, что и небо это синее, и пальмы, и цветущий майский Лиссабон вижу благодаря грузину и украинцу, которые в сорок третьем вынесли из-под артиллерийского обстрела моего русского деда. Они были мальчики тогда. Потом они вернулись с войны и каждый год встречались 9 мая, и у них родились дети и внуки, которые теперь зачем-то решают, правильный это праздник или нет.
Тот украинец — он был ярый коммунист, идейный, честный. Мой дед бросил партбилет на стол и слушал по ночам радио «Голос Америки». Грузин всю жизнь переживал, что дочка вышла за русского. Они страшно ругались, эти поседевшие в двадцать лет мужчины. Но — «не сегодня». В День Победы все отходило на задний план, и мне понадобилось самой дожить до седины, чтобы понять, почему.
Потому что нет ничего важнее человеческой жизни. Когда ты жив — можно быть коммунистом, либералом, атеистом, верующим. Можно ненавидеть зятя, обожать внуков, можно любить, презирать, сидеть тихо или бороться за то, во что веришь. Когда ты жив.
Мы живые. И мы все выбираем разное. Кто-то выбрал не праздновать. Кто-то привел детей, которые растут в Португалии, говорят по-португальски иной раз уже лучше, чем по-русски — потому что выбрал помнить. Завтра все вернется: обычная жизнь, политика, телевизор и взаимная неприязнь. Но «не сегодня», не в тот единственный день, когда разные флаги полощутся на океанском ветру как один. Потому что сегодня все они, советский, российский, украинский и грузинский — флаги победы над злом, победы, которая выше и важнее границ и политики.
И знаете, что еще?
Я смотрела на людей, которые пришли на праздник, и понимала: они здесь не потому, что их кто-то заставил, а потому, что они захотели. Свободные люди, сами решающие, что, как и когда им праздновать. Чему радоваться и о чем печалиться. Что чувствовать. Какие песни петь и кого обнимать.
А знаете, что это значит?
Что мой дед, и ваши деды, и все, кто воевал — они действительно победили.
