Достойны большего

Украинцы нынче отмечают трехлетнюю годовщину начала тех событий, которые у них называют «революцией достоинства», а наши СМИ — «майданом». Об этих событиях я писать не хочу — у нас их принято или проклинать, или (намного реже) благословлять, а у меня нет такого однозначного отношения. И к тому же это не моя страна, не мне судить, что там было сделано правильно, а что нет, — на этом абзаце, полагаю, половине читателей статья перестанет быть интересной.

Я скорее о самом названии — «революция достоинства», — которое было дано уже после ее победы. Конечно, историю пишут победители, и, если бы победила другая сторона, она говорила бы о «подавлении мятежа» и «прекращении беспорядков», как у нас после Болотной. Но… почему-то она тогда в Киеве победила. Думаю, не в последнюю очередь по той причине, что

власть не смогла предложить своим сторонникам идею достоинства. Деньги или привилегии — сколько угодно, а вот достоинство — нет.

И глядя сегодня на политические распри в России (а это уже моя страна), я вижу одно печальное обстоятельство. Власть, казалось бы, непрерывно о достоинстве говорит: мы круче всех и всегда такими были и вот опять встаем с колен и прочее. Но это все на уровне каких-то общих рассуждений о нации и особенно государстве:

рядовой его гражданин буквально на каждом шагу чувствует себя скорее винтиком и униженным просителем, который постоянно пишет петиции президенту с просьбой даровать ему его законные права.

А в низшие инстанции, он знает по опыту, и писать бесполезно.

Но и те, кого мы привычно называем оппозицией (я не про Думу, конечно, ее там нет), внушают не больше оптимизма с этой точки зрения. Один из основных мотивов в разговорах «людей нашего круга» — про пресловутые восемьдесят-сколько-там процентов анчоусов и ватников да про то, что «рабство у нас в крови, а имперский синдром мы впитываем с молоком матери» и, конечно же, «в этой стране никогда ничего хорошего».

Летом 93-го я вернулся в НАШУ страну после года обучения в Нидерландах. Остаться там или уехать в другую европейскую страну было бы вовсе нетрудно, но совершенно не хотелось. В России была моя семья, мои друзья и все самое интересное.

Мне казалось, что я буду жить там очень бедно, но совершенно свободно и потому достойно, и был к этому готов.

Через несколько лет оказалось, что насчет бедности я ошибся — и насчет свободы, впрочем, тоже.

Но неужели кто-то подменил этот самый народ, эту самую страну? В девяностые они так рвались к идеалам свободы, теперь разочарованы в них… У нас до сих пор не написана вменяемая история девяностых. Нет, не залоговые аукционы, не коробки из-под ксерокса, не переговоры Ельцина с Масхадовым, а жизнь простых людей.

О той же чеченской войне лучше всех рассказала в своих дневниках Полина Жеребцова, но это была история просто маленькой девочки под бомбами в городе Грозном. Мы не видели прежде такого лица этой войны, мы вообще мало задумывались о жизни простого человека. А как люди выживали в Москве или уральской деревне, что они ели, во что одевались, о чем говорили? Рассуждая о всемирно-историческом значении гайдаровских ли реформ, зюгановского ли парламентаризма, мы практически не сходим с политического олимпа. Людишки мало кому интересны.

И обращение к мифологии «великой державы, встающей с колен» стало неприятным, но закономерным ответом на «в этой стране ничего никогда» и «пусть вымрут не вписавшиеся в рынок». Люди многое готовы вытерпеть (о, как они были готовы к этому в начале девяностых!), когда уважается их достоинство.

И те, кто сегодня рассуждает о «России после», говорят в основном о чем угодно, кроме жизни и достоинства простого человека. Главный вопрос — как исправить геополитические кульбиты последних лет. При этом судьба, скажем, аннексированной территории обсуждается примерно в таком духе: вот, барин Троекуров у барина Дубровского деревеньку с крепостными отобрал и пусть теперь вернет, а там правильный барин уж кого надо наградит, кого надо высечет.

Но крепостное право давно отменили, равно как и колонии.

Да, соблюдение норм международного права — важнейший принцип, но само по себе оно никогда и никого не уберегало от новых войн и восстаний.

Их способен предотвратить только тщательно выстроенный баланс интересов самых разных граждан: пусть им будет что терять в войне и восстании и есть за что любить нынешний мир.

Аналогии с Третьим рейхом стали давно уже общим местом в любом разговоре «людей нашего круга» о текущих реалиях российской политики. И к этому обычно добавляют слова о необходимости национального покаяния, о печальной, но закономерной судьбе судетских немцев и пр. Вы это всерьез, друзья? Если наши сограждане всерьез примерят на себя судьбу этих самых немцев, они будут отстаивать нынешнее положение вещей до последнего. Им тогда точно есть что терять.

Чем же плох тезис о «коллективной ответственности» целых народов? Он предполагает, что на самом деле личность — это народ. Народ может быть прав или виноват, нести ответственность и пр. А отдельные люди — всего лишь это незначительные элементы, каждым можно пожертвовать ради блага корпоративной личности. Но это же в чистом виде «Доктрина фашизма» в изложении Муссолини (автор, книга и предмет запрещены в России).

Мне говорят: позвольте, но разве библейские пророки не говорили о том же самом, обличай свой народ, Израиль? Нет, не вижу этой идеи у пророков. Я вижу там идею сложных и драматичных отношений Бога и Его народа, своего рода семейную драму со скандалами, разводами и примирением. Но никак не историю «а вот сейчас евреи ответят перед мировым сообществом за...» — ее я нахожу только в том самом Рейхе, если уж хотите аналогий.

И кстати, задача «как бы нам извиниться перед всем миром, что мы такие сволочи» — оборотная сторона того же пропагандистского «как нам убедить самих себя, что мы круты, а весь остальной мир сволочи».

По счастью, в нашем культурном пространстве становится все больше разговоров о нашем прошлом и настоящем с позиции спокойного достоинства. Это, к примеру, сериал Николая Досталя «Раскол» о незаживающем шраме на теле русской церкви. Это книги Людмилы Улицкой о русской интеллигенции двадцатого века. Это иллюстрации Анны Десницкой к еще одной книге для детей — «История старой квартиры», где представлена жизнь обычных москвичей последнего столетия. В каждом из этих произведений наша история — не битвы титанов, а судьбы людей, стремившихся жить достойно, пусть и не всегда это у них получалось.

И это, безусловно, акции «Возвращение имен» и «Последний адрес», где без пафоса и политики в наше общее пространство приходят люди, которых когда-то убили, чтобы их не было на свете. Это покаянное письмо правнучки энкавэдэшника Николая Зырянова правнуку расстрелянного им Степана Карагодина. Возвращение имен — оно ведь всем возвращение, правда? И значит, правнуки палачей не чувствуют сил достойно жить, не осудив их преступлений, не сказав публично каких-то очень важных слов правнукам убитых. И это покаяние конкретно и животворно, в отличие от общих слов про «эту страну», от которой говорящий так легко отделяет себя.

Я не знаю, кто дальше будет направлять жизнь НАШЕЙ страны, когда и как это состоится. Но я уверен, что это будет сила, которая предложит ее гражданам достойную жизнь — с экономической, политической, даже психологической точки зрения — и достойное самоощущение. И если мы, дорогие «люди нашего круга», свой проект не предложим, это сделают другие — и нам это вряд ли понравится.