Мало букв

В пятницу, 5 декабря, жюри премии «Русский Букер» назовет имя лауреата за 2014 год.

Согласно регламенту премии я как член жюри не имею права публично высказывать свое мнение о книгах, претендующих на награду. Регламент вообще суров: член жюри, например, не должен сообщать, какие книги не попали – да, именно так, не попали! – в длинный список. А также не рекомендуется делиться своими соображениями о том, почему одна книга перешла из длинного списка в короткий, а другая – нет.

Это же касается и грядущего лауреата. На все подобные вопросы член жюри обязан отвечать противным деревянным голосом, как сотрудник визового отдела какого-нибудь вражеского посольства: «Мы сообщаем о своем решении, мы не сообщаем о мотивах своего решения!» – и захлопывать окошечко. То есть прикусывать язык.

Поэтому я скажу лишь, что

в короткий список «Русского Букера-2014» вошли шесть весьма интересных книг, каждая из которых по-своему достойна премии.

Однако кое-какими соображениями я все-таки поделюсь.

Недалеко от станций метро можно встретить киоски с вывесками «Книжный рай», «Bookline», «Всё по 40» или что-то в этом роде. Там продаются уцененные книги, которые туда отправляют из магазинов или прямо со складов. Конечно, четыре пятых – это массовая литература. Дамские романы, путеводители, детективы, триллеры, кулинария, популярные энциклопедии, переиздания давно известных книг, календари и псевдоисторические сенсации под зазывными заглавиями. Но, наверное, даже самому завзятому конспирологу уже не интересна сто пятнадцатая версия заговора Хрущева против Сталина.

Но вместе с этой низкосортной продукцией попадаются и книги иные, рассчитанные на читателя умного и взыскательного. Например, у метро «Спортивная» недавно я обнаружил целую россыпь новейших, ученейших книг по истории Византии и Древней Руси.

Однако я не об изучении Средних веков. Хотя, конечно, жаль, что в 140-миллионной России не нашлось 500 покупателей, включая университетские кафедры и библиотеки, на фундаментальные исследования по родословию русских князей, например. Потому что именно таковы скромные тиражи этих, без преувеличения, замечательных книг. Может быть, в России вдруг возник резкий дефицит медиевистов? Такой провал рынка? Бывает.

Но сегодня у нас, мне кажется, возник резкий дефицит читателей хорошей художественной литературы. Не массовой, а так называемой «серьезной».

Которая наследует традициям русской и европейской классики XIX и XX веков. Где поднимаются важные духовные, эмоциональные, интеллектуальные и социальные проблемы. Иными словами, где есть мораль, страсть, ум и сострадание – и всё это вдобавок хорошо написано.

Судя по прилавкам книжных распродаж, читателя на такую литературу у нас практически нет или слишком мало. Тираж серьезного романа – 2–3 тыс. экземпляров, да и это, оказывается, слишком много. Хотя, конечно, случаются и исключения, но довольно редко.

Мне возразят: «Ага! Вот! Исключения-то есть! Пишите получше, дорогие писатели, и ваши книги будут рвать из рук! Пишите, чтоб читателю понравилось. Читатель ни в чем не виноват». Согласен. Отдельный читатель ни в чем не виноват. Он – свободный гражданин свободной страны, и никто его не может силою заставить читать – а тем более покупать по каким-то совсем уж безумным ценам – сочинения современных российских «немассовых» писателей.

Кстати, цены действительно чрезмерные. Издатели кивают на типографов, те – на бумажников, все вместе – на продавцов, но читателю эти тонкости неинтересны.

Но дело не только в ценах и даже не во вкусах читателя (который, повторяю, в своем праве).

Дело в том, что наша литература как социальный организм выглядит довольно уныло и дистрофично. Например, по сравнению с американской.

Хотя по общему количеству выпущенных в 2013 году названий мы на почетном четвертом месте (123 000), после США (328 000), Великобритании (206 000) и Китая (189 000). Но самой читающей страной – если учесть численность населения – оказалась все же старая добрая Англия.

Средний тираж одной среднестатистической книги в США – 5 000 экземпляров – тот же, что и у нас (не исключено, впрочем, что эта цифра получилась за счет того, что в США огромное количество мельчайших издательств публикуют свои книги совсем крохотным, мизерным тиражом).

Но при этом тиражи популярных высококачественных (они же интеллектуальные) романов в Америке больше, чем у нас, в десятки раз – да, да, не падайте со стула. Для сложного, многопланового, глубокого, психологичного и философичного американского романа, снискавшего успех у читателей, тираж в 300 000 – не диво; у нас речь идет о 3 000, за редчайшими исключениями. Итак, главная разница между нашими литературами состоит в том, что в США бестселлерами чаще становятся действительно значительные произведения.

Почему так получается?

Начнем с издательств, с этих мускулов литературы. У нас их менее 6 000, причем их количество сокращается; наблюдаются слияния. В США – 6 крупных, 400 средних и 86 000 (!) мелких и мельчайших. Ежегодно основываются около 10 000 маленьких издательств, из них, разумеется, к концу года выживает не более 10%, однако в целом наблюдается рост.

Костяком литературы являются литературные журналы. В России их чуть более тридцати, в США – более трехсот. Разница в тиражах тоже впечатляет. Главный американский литературный журнал «Атлантик» – 400 000 (выходит 10 раз в год); ежемесячный «Харперс» – 200 000; еженедельный «Нью-Йоркер» – 1 050 000 (!) экземпляров.

Если мы возьмем большую семерку российских литературных ежемесячников – а именно (по алфавиту) журналы «Дружба народов», «Звезда», «Знамя», «Москва», «Наш современник», «Новый мир» и «Октябрь» – у каждого из которых тираж не более 5 000, – то увидим, что их суммарный тираж не достигает даже 1/10 тиража журнала «Атлантик».

А кровеносная система литературы – это литературно-критическая пресса. Практически в каждом из трехсот американских литературных журналов есть критический отдел. Популярнейшее приложение к газете «Нью-Йорк Таймс» – The New York Times Review of Books – каждую неделю тиражом 1 500 000 экземпляров доносит до читателя новости литературы. На втором месте по влиятельности – выходящее раз в две недели The New York Book Review с тиражом 135 000 экземпляров.

У нас есть «Книжное обозрение» и НГ Ex Libris – издания приятные, но их популярность и влияние на читателей в десятки раз скромнее.

Мне кажется, что большое количество издательств, литературных и особенно литературно-критических журналов – это и есть залог того, что литература будет развиваться широко и разнообразно, что будет велик приток новых имен, что конкуренция будет одновременно и высока, и мягка – то есть автор имеет высокие шансы найти своего читателя, своего критика и, в удачном случае, своего «промоутера», или, по-русски, толкача. И читателю тоже легче найти своего автора.

Мне кажется также, что все это имеет какое-то отношение к духовности. Какое именно – точно не знаю. Но имеет наверняка.

Вряд ли страна с такими тиражами умных книг и журналов может быть совсем уж моральной пустыней, населенной бездуховными потребителями.

Но это – тема отдельного подробного разговора. В общем, населения у нас в России примерно вдвое меньше, чем в США. Но издательств и литературных журналов примерно вдесятеро меньше. То есть литературный организм у нас, к сожалению, впятеро слабее.

А это серьезно. Вялость, бледность и худоба литературного организма не может не отразиться на текстах как таковых. То есть читатель, когда морду воротит от наших книжек, в каком-то смысле объективно прав. Не субъективно, подчеркиваю – то есть в смысле «у нас свобода: что хочу, то и читаю» – а именно в смысле качества литературной продукции.

У литературной премии две главные задачи. Во-вторых – вознаградить писателя, дать ему моральную, а в случае «богатой премии» и существенную материальную поддержку. А во-первых – указать читателю на прекрасную новую книгу, сказать ему: «Прочти! Не пожалеешь!»

Воспримет ли читатель наш призыв? Посмотрим.