Люди транзита

Наверное, случайно так получилось, что в один и тот же день статья главы Следственного комитета России Александра Бастрыкина и пресс-конференция Михаила Ходорковского и Евгения Чичваркина заняли все информационное пространство. Как если бы это был день предъявления даже не политических программ, а взглядов на жизнь, мировоззрений. Как если бы на наших глазах кто-то пытался открыть дверь в затхлую комнату, а кто-то, напротив, закрыть — да еще с железным лязгом и отчетливо слышным поворотом огромного, как тюремный срок, ключа.

Ходорковский и Чичваркин обрекли себя на то, чтобы стать мишенями в самодостаточной войне российской власти, которую она переводит с внешнего на внутренний фронт. Бомбить теперь будут не Сирию, а «пятую колонну». И важной частью этой «пятой колонны» был, есть и будет Михаил Ходорковский. На все те десять лет, что осталось, по его оценкам, текущей политической системе.

Да, в России надо жить долго. Не думать о секундах свысока, но при этом мыслить десятилетиями, понимая, что мы не слишком далеко ушли как от хрущевской оттепели, так и от брежневского застоя, и даже «Сталин и Мао слушают нас».

Твердо зная не из фальсифицированной истории, что автократии разрушатся, элиты начнут рассказывать, что на самом деле это они подтачивали режим, а народ с тем же энтузиазмом, что поддерживал прежнего лидера, обратит свои умиленные взоры на лидера нового. И начнется очередная эпоха очередного транзита.

В этом смысле Ходорковский честно и заранее своей почти монашеской непритязательностью переиграл всех нынешних и текущих политиков. Он открыто заявил, кем хочет стать — человеком транзита.

На эту роль не претендует никто: ни один из Игорей Ивановичей, ни мятежный Алексей Навальный, разве что в какой-то степени Алексей Кудрин.

Однако он заходит с противоположной от Михаила Ходорковского стороны.

Из хрестоматийной истории Испании известно, как это важно — договориться по ходу транзита от автократии к демократии о базовых принципах сосуществования, столковаться о главном — о возможности конкуренции. И как важны в такие эпохи люди типа Хуана Карлоса и переходного премьер-министра Адольфо Суареса, сколь необходимы рукопожатия бывших врагов, например, Альваро Хиль-Роблеса и любимца каудильо Мануэля Фраги Ирибарне.

Насколько неуместны в транзит люстрации — они ограничивают конкуренцию и сжимают политические предложение и спрос.

Само по себе, даже с уходом режима, справедливое общество не возникает, объясняет опальный олигарх. Как говорил один мой приятель,

даже если сейчас Иисус Христос станет президентом России, это не гарантирует ей благосостояния и отрезвления государства и общества.

Не говоря уже о том, что никто его и не выберет, если вообще до избирательной кампании допустят: социалист, хиппи, энкаошник, носитель экстремистской идеологии, призывающий к разрушению, и к тому же еврей.

Чтобы общество возникло и вернулось доверие, необходимы нормальные конкурентные выборы, регулярная — без этой игры в преемников и в «два срока подряд» — сменяемость власти.

Почему Россия не Аргентина? Потому что в Аргентине можно сменить власть с помощью выборов, а в России — нет. Почему Россия не Бразилия? Представьте себе импичмент в сегодняшней России. Нет более такого слова в русском языке. Почему Россия не Венесуэла? Потому что в Венесуэле с парламентскими выборами в представительную власть приходят новые люди, а у нас, выбирай не выбирай, все десятилетиями знакомые фамилии. Триллер «Взбесившийся принтер – 3. Возвращение». От создателей «Единой России». В главных ролях известные вам лица.

Мой проект, разъясняет Ходорковский тихим голосом главного редактора на редакционной планерке, — «создание возможностей для российского общества на честных выборах выбрать для себя путь развития (внимание! — А.К.) на 4–5 лет. Возможно ошибиться, а потом сделать новый выбор».

Это то, что я всегда говорю своим польским товарищам за рюмкой зубровки, переходящей в «выборову» и обратно. Да, у вас сейчас местами не вполне адекватное руководство, что-то вроде зеркала российской власти с ее, интеллигентно выражаясь, консерватизмом. Но через несколько лет, осознав свои ошибки, на честных свободных выборах поляки выберут себе новую власть. Или оставят эту, но потом все равно по воле избирателей придут другие политики. Это и есть демократия.

Простые, в сущности, непретенциозные вещи и слова — подумаешь, сменяемость власти, да у нас в «Единой России» праймериз! Слово такое, американское, сочетается с нашей суверенной демократией, как «мерседес» с надписью «На Берлин!». Но не национализм, не империализм, не фьюжн-патриотизм/изоляционизм, не антизападная конспирология составляют суть режима.

Несменяемость, которую путают со стабильностью, — вот форма и содержание системы.

Именно поэтому Ходорковскому будут жестко отвечать. Возбуждать дела, бороться с историей собственной страны — приватизацией, из которой выросло вообще все, включая и нынешний режим, затеявший переприватизацию. Будут блокировать кандидатов в депутаты, маркированных Ходорковским. Это, конечно, тренировка для них, но только не в смысле донесения своей программы до избирателя, а в жанре «Как поучаствовать в выборах и не быть с них снятым на второй минуте». Будут крушить внутренних врагов, как бомбили «Воронеж» контрсанкциями, как бомбили сирийские объекты под аккомпанемент аплодисментов все принимающей аудитории — в сентябре 2015 года не желавшей военной операции, а уже в октябре 2015-го ее приветствовавшей.

Переход с внешнего фронта на внутренний — это начало гражданской войны с остатками гражданского общества.

И в этом смысле очень вовремя появился главный следователь страны с очень правильным — с точки зрения сохранения несменяемости режима, его панамских скрипок и фолк-скреп — предложением сажать за «отрицание» Крыма.

…На выборах после двух лет транзита по поводу Крыма тоже будут спорить. Но свободно. Не при свете лампы, направленной прямо в глаза. Будет трудно — это ведь будто учиться заново разговаривать. Свобода, как заметил Чичваркин, далась нам четверть века назад слишком легко — обвалился СССР, и все.

Теперь придется обучаться искусству свободы заново, по-настоящему.