Цивилизация
Смотрю на красавицу Киру Найтли (в новом фильме «Колетт», который выходит в российский прокат) в белом кипельном жабо, в черном женском фраке, смотрю, как она красиво гневается, красиво целуется с женщинами, красиво борется за свои права — а в голове фраза Венички вертится... «Жабо? Да что нам жабо! Мы и без жабо лыка не вяжем».
Вот за такие штуки эту вашу индустрию, это ваше массовое кино и не перевариваю. За то, что ни мысли, ни чувства, ни вопроса — все по поверхности. Это ж надо так умудриться по такой уникальной судьбе фильм снять, и чтоб ничего кроме жабо, кружев да локонов не запомнилось. Тот самый случай, когда короткая справка о человеке вдохновляет намного сильнее фильма. Уникальное сочетание драматичности короткой справки и бездраматичности большого полотна...
А вот статья в «Википедии» об этой даме — вот это да, вот где греческая трагедия!..
Габриэль Колетт — деревенская девушка, гордячка, косы до пола в 160 сантиметров, выходит замуж за парижского аристократа, ловеласа, критика и продюсера, становится его литературным негром.
А через пару лет — всего-то — пообтесалась, поговорила с умными людьми, коротко постриглась, вырвалась из клетки, стала бисексуалкой, мужа разоблачила, свои авторские права отстояла, книги выпустила под своим именем, суд у мужа выиграла, имя его покрыла позором, пошла в артистки, на сцене показала грудь, написала еще множество книг.
Их икона феминизма, оказывается, а мы и не знали, типа Коко Шанель, только круче. Но что нам феминизм! Мы и без феминизма лыка не вяжем.
Колетт открыто жила с самой Матильдой де Морни по кличке Мисси, Машей Гессен XIX века. Мисси — аристократка, внучка Николая Первого и племянница Наполеона Третьего, первая транссексуалка тех времен, осмелившаяся носить мужскую тройку и стричься как мужчина. Говорят, она отрезала себе грудь и кое-что еще, но кто видел, тот молчит. А говорит тот, кто не видел... Потом знатная дама-трансвестит покончила с собой, что кажется закономерным. А наша героиня пошла по жизни дальше, вертела эту жизнь, как вздумается, ничего не боялась, получила Гонкуровскую премию, стала президентом Гонкуровской академии, четыре раза была замужем, не считая легких увлечений женщинами, мужчинами и их детьми. Вышла замуж за политика барона Анри де Жувенеля, родила дочь. Завела роман с его семнадцатилетним сыном, будущим политиком Бертраном де Жувенелем. Развелась и с этим. Умерла на девятом десятке, попала в энциклопедию Юлии Кристевой «Выдающиеся женщины XX века».
Но именно ее история выползания из-под башмака своего мужа и разрушения его репутации, биографии и карьеры стала символом борьбы женщин за свои права. Если кому-то что-то это сильно напоминает, сразу вам дисклеймер: все совпадения случайны, все кролики живы.
Вот, предположим, вы режиссер. Захотели бы вы такую историю снять? Да еще с красавицей Кирой Найтли? Кира Найтли — дама уникальной красоты. Мечта режиссера и оператора, снимающих о Бель Эпок. Вера Холодная XXI века. Ах, как идет ей это жабо! И этот то ли комбинезон, то ли фрак. Бывают же типажные лица... Поставил такую в интерьер французского салона 1900 года и сиди себе бамбук кури. Зал — твой.
А вот нет, чтоб взять да и задуматься: ну как в такой красоте зародилась и окуклилась болезнь Первой мировой войны, например. Было б интересно посмотреть. Этому посвящен фильм Ханеке «Белая лента», этому посвящен новый фильм Ласло Немеша «Закат», который тоже только что вышел в российский прокат. Но режиссеру это неинтересно, ну и ладно...
Или нет, чтоб показать, как в этих блестящих салонах зарождалась гидра феминизма. И ползла, ползла. Выползала из салонов и завершила свое змеючее дело в благородных постелях Харви Вайнштейна и Кевина Спейси. Откуда пошло торжество феминного над маскулинным? Баб над мужиками.
А Кира Найтли только красиво ходит, и красиво гневается, и красиво целуется, и за что она борется — не поймешь. Ее тирану мужу сочувствуешь гораздо больше.
Колетт — звезда знаменитой «Прекрасной эпохи» (нулевых годов XX века). Ну, и как обычно бывает в таких случаях, термин Belle Epoque — «Прекрасная эпоха», или «Изящная эпоха», или «Эра красоты» — появился ретроспективно. Уже во время Первой мировой войны. Понятно, почему, да, хаха?
Потому что «когда я упал на самое дно — снизу постучали». Потому что какой бы бессмысленной, мучительной жизнь ни казалась — потом как настанет совсем плохо-то, так и поймешь — ах, оказывается, то было время-то белль, аншанте, фантастик... отличное времечко было, золотой век... Еще бы. Стоя-то по колено в воде в окопе Первой мировой, под пулями-то, в насквозь мокрой шинельке, рядом с трупом товарища — вспомнится французский салон мадам Клео де Мерод, и затоскуешь...
Кстати, постскриптум в фильме так и звучит: «Я была счастлива. Одно жалко. Осознала я это только сейчас». Это знаменитая цитата самой мадам Колетт.
Вся беда золотых эпох как раз в этом. Их позолота видна, только когда оглядываешься назад.
Эпохи имеют свое очень внятное лицо. Более того, лицо это имеет пол. Эпоха нулевых годов двадцатого века имела лицо женское. Потому женщины подняли свои в прекрасных кудрях головы. В моде и в почете была лесбийская любовь. Красота стала дороже денег. Это был «золотой век» всего: авто и самолетов, бульваров и кафе, фотографии и кино, кабаре и метро, социологии и этнографии, модерна и модернизма, феминизма и борьбы за женские права.
Страшным будущим было беременно это красивое время. Но ни один умник этого не замечал. Никто не воскликнул в модном салоне: «Вы слышите? Грохочут сапоги, и птицы ошалелые летят...» Все наслаждались красотой, и когда вся красота рухнула в тартары в один день, все страшно удивились.
Со второй половины десятых годов началось время мужское. Солдатское, трагическое. И длилась всю войну. И закончилось оно после Второй мировой, потому что умные люди так и говорят: это была одна война — с 1914 по 1945, когда наши надежды на торжество гармонии и красоты были раздавлены солдатскими сапогами, шмяк-шмяк.
Даже чувствительный к тонким колебаниям времен «Гамлет» сильно изменился. Постановки «Гамлета» — своего рода барометр общества. В 1937 году появился на английской сцене Гамлет в исполнении Лоуренса Оливье. И был он такой брутальный и солдафонский — что критики возмутились: это еще что такое, нам такой Гамлет не нужен! Это Гамлет-то — вечно сомневающийся, вечно колеблющийся, вечно рефлексирующий. Один критик написал про него: такой уничтожит Клавдия еще до того, как Призрак закончит свою речь.
Ну, а что делать? Собаке собачья смерть, как сказал Николай Первый о смерти Лермонтова... Какие времена, такие и Гамлеты...
И потом опять в лице послевоенной эпохи наметились женские черты. И чем дальше, тем стали проступать явственнее.
Вот хотя бы в традиционно мужской культуре Японии на смену самураям пришли идеальные девочки-школьницы, все эти аниме, гяру и др. Мужская линия в культуре, знаменитая, самурайская, маскулинная, была задавлена, так как привела к поражению во время Второй мировой войны, и в культуре восторжествовали качества феминности и инфантильности. На Западе в другом обличье, но случилось то же самое.
Но не так легко феминное одержало верх. Суфражистки много натерпелись в свое время, и много дам им пришлось перецеловать, и репутации многих мужчин погубить — чтоб я вот так сидела тут разглагольствовала, их бранила, вместо чтоб на кухне суп готовить.
Вот, посмотрите, небось и не верите, что так было. Опубликовали серию пропагандистских карикатур на суфражисток. Вышла сто лет тому назад. Вот и видно, какие изверги окружали женщин, боровшихся за свои права.
Муж сидит с детьми, варит суп, а жена шасть голосовать. Где это видано, чтоб баба до такой степени забыла свой долг и прямые обязанности. Вот женщин подвергают разного рода пыткам, в том числе насильно кормят, а мужчина в азарте толстым сапогом давит ей на грудь, а другой держит за ноги. Да, женщины всегда были маргинальной группой. Наряду с другими пораженными в правах: военнопленными, рабами, детьми, бомжами, юродивыми.
Много трагической воды с тех пор утекло. И право голосовать нам теперь без надобности. И комическая худоба суфражисток и их отказ приобретать аппетитные женские формы — давно уже конвенциональный стандарт красоты. И женщины свои права уже отстояли — и мы наблюдаем сегодня торжественный финал этой борьбы, который совершается, как ему и положено, в Голливуде.
А в прокат одновременно выходит аж три фильма о лесбийской любви. И фильм «Неповиновение» про то, как религиозная девушка-лесбиянка боролась с собой, но проиграла. Потому что бороться со страстью — это ж как из болота вылезать — чем больше борешься, тем глубже утопаешь.
Но я лично женщина традиционная, смотрю на эту кинострасть — и не верю. Ну, разве может быть страсть между женщиной и женщиной? Ну, не может. У страсти ж не женское лицо. Мужское. А отношения — они же на разности держатся, а не на идентичности.
Не, у нас-то такого нет, у нас по-прежнему женщин бьют и насилуют, даже свои своих — даже коллеги коллег, даже мужья жен — в порядке все... не переживайте.
Но вообще неспокойно как-то...
А ну как наше время-то «золотым веком» назовут? Ретроспективно... Думаете, не может такого быть?..
