Цивилизация
Вчера вернулась из магазина в плохом настроении. Уже на кассе я обнаружила, что меня решили сильно надуть с ценниками. Я не поленилась, перепроверила цены и «отскандалила» у кассира 17 рублей.
Очередь недовольно шипела. Ее можно понять: за два человека до меня на той же кассе долго шумела женщина с сыром, который ей обещали продать по акции, а пробили как обычный. Когда мы с мужем отошли от кассы и муж стал дотошно проверять все строчки в чеке, я взмолилась: господи, пусть он сегодня ничего подозрительного не найдет! Потому что еще одного скандала очередь бы нам не простила…
Я всегда дотошно проверяю цены, сверяю ценники, обман на любую копейку пресекаю. Могу задержаться на полчаса, но добиться пересчета и смены ценников. Могу из-за мухлежа в 10 рублей позвонить в Роспотребнадзор и даже в дежурную прокуратуру. Мой муж такой же.
Мы не жадные, не мелочные и не сумасшедшие. Мы просто очень не любим, когда нас обманывают.
Никто не любит, я согласна. Но мало у кого на споры с магазинами есть время. Я не работаю, времени у меня много. Каждый раз, ввязываясь в спор из-за рубля, я мысленно посвящаю свои усилия тем, кто не может за себя постоять, кому на это не хватает времени, сил или ума. Можно сказать, что с магазинным мелким жульничеством я борюсь ради сверхзанятых работяг, ранимых интеллигентов и подслеповатых бабушек.
Особенно мне интересен случай стыдливого интеллигента.
Огромные деньги крутятся вокруг одного простого человеческого качества — боязни прослыть мелочным или жадным.
Быть скрягой и считать каждую копейку действительно плохо — от этого можно нажить нервные болезни. Но еще хуже не понимать, что именно на этой боязни интеллигента настоящие жадные люди делают деньги.
Кого испокон веков обвешивали на рынке и дурили в магазинах? Кроткого интеллигентного человека, который постыдится поставить под сомнение честность продавца. Я сама была такой. Мне было легче закрыть глаза на обман, чем показать человеку, что я ему не доверяю. Ведь для меня подобное недоверие — эээ, да у вас на лице написано, что вы пройдоха! — это высшее оскорбление. Только годы усилий над собой и понимание того, что на моем нежелании оскорбить подозрением неизменно спекулируют, позволили мне, наконец, перепроверять и вес, и цену, и сдачу. Я поняла, что меня всегда пытаются обсчитать.
А грубого мужчину с рабоче-крестьянским лицом не пытаются. Его неизменно обманывают на словах, но не обсчитывают и не обвешивают. Потому что дядька может и в морду дать. Его не сдерживают нормы культуры.
Впрочем, такое было раньше, среди советских поколений. Сегодня дела обстоят наоборот: обманывают в магазинах как раз работяг и пенсионеров. Тех, кто не может нормально прочитать чек, кто не умеет быстро считать, кто плохо видит. Надувают в супермаркетах теперь так виртуозно, что для вычисления обмана недостаточно хорошо видеть и быстро считать: нужно иметь хорошую память (чтобы сравнивать цену в чеке с ценой на ценнике), хорошую эрудицию (поможет отличить сибаса от дорадо и подскажет, что охлажденной морской рыбы в России не бывает), опыт общения с системой надзора.
А еще нужно иметь свободное время. Такими качествами, словно предметами роскоши, обладают сегодня только люди из условно благополучных страт. Именно они должны встать на острие борьбы с мелким магазинным мухлежом. И именно они очень боятся обвинений в мелочности. Поэтому, даже и обсчитанные на 200 рублей, они уходят из магазина молча. Якобы просто не хотят связываться. Подобная стыдливость — золотая жила для ворюг.
Нигде, мне кажется, так изощренно не воруют, как в столовых научных институтов, библиотек, университетов. Борщ без мяса, котлеты из хлеба, макароны без масла, компот из воды, порции по 100 грамм — вот удел робких научных работников, не готовых связываться с продавщицами из-за уворованного куска мяса. Почитайте блокадные дневники: никого так жестоко не обвешивали продавщицы, как интеллигентов и деятелей культуры. Потому что рабочий и при смерти скандал поднимет, под расстрельную статью подведет, а интеллигент лучше сам умрет, чем обзовет другого вором.
Одно время следила за ценами в книжных магазинах — там тоже много обманывают. И по тем же, думаю, соображениям — интеллигентный человек постыдится уличить вора. А как обманывают спекулянты билетами! Перекупщики билетов были всегда. Подделывали билеты в Большой или Третьяковку тоже всегда. И только сейчас эта проблема вышла на публику. Почему? Потому что в театры и кино потянулись разношерстные массы. Обманывать культурного человека было легко — культурный человек не жаловался. А человек, в искусстве случайный, надувательства не потерпел.
Да что там Большой театр — берите шире! В советское время почти никогда не обманывали фарцовщики, но постоянно надували торговцы пластинками и видеокассетами. Потому что фарцу продавали населению неинтеллигентному, а новые альбомы Pink Floyd покупал человек культурный. Который никогда никуда не жаловался. И всегда боялся обидеть другого.
Встать возле кассы и демонстративно проверить чек сможет не каждый культурный человек. Даже если его очевидно обманули, он вряд ли найдет силы за себя постоять. Потому что для этого ему придется обвинить продавца во вранье, то есть грехе, в представлении культурного человека, страшном.
Культурный человек выбрасывает чек и уходит раздосадованным. Совершенно забывая, что для продавщицы самый страшный грех — быть лопухом.
Удивительное дело! В нашем обществе уже почти 100 лет цветет чекистская максима: хочешь перемен — начни с себя. Хочешь, чтобы в стране был порядок? Начни с себя, не бросай мусор. Хочешь страну образованную и развитую — начни с себя, учись, читай. Хочешь бороться с коррупцией — начни с себя и не воруй. Как эта въевшаяся в сознание манипуляционная догма уживается с нежеланием отстаивать свои деньги в магазине?
Впрочем, я думаю, что далеко не все те, кто молча сносит обман, делают это из интеллигентских терзаний. Многих, полагаю, задерживает страх остракизма. Если вы просите разобраться, почему сыр вам пробили не за 500, а за 700 руб./кг, готовьтесь, что вас возненавидит очередь, те самые люди, которых обманут вслед за вами. Это второй мощный фактор, тормозящий развитие в стране честной торговли.
Для очереди вы — не тот, кто борется ради их блага, а всего лишь человек, задерживающий очередь. У них дети, ужин, сериал, а тут вы создали помеху. У людей нет в голове сложной картины мира, они плохо понимают связь между вашей готовностью оспорить цену сыра и снижением для них шанса быть обманутым. Большинство людей живут сиюминутно. И для них вы здесь и сейчас, сию минуту — помеха. У нас страна с огромным общинным прошлым, с круговой порукой и коллективной ответственностью. В такой стране застрять у кассы для обжалования чека — это все равно что пойти против общины.
Общине не нужны герои, ей нужны ужин и сериал по расписанию. Однажды я так долго разбиралась, почему три яблока вытянули на 2 кг, что меня из очереди вытолкнули. Против общины пойти страшно.
А еще страшнее жаловаться государству. Позвонить в прокуратуру. Вызвать, в конце концов, полицию. Написать в интернет-приемную Роспотребнадзора. Наши люди панически боятся связываться с государством. Но не потому, что ему не доверяют. И не потому, что государство само кого угодно обидит. Просто у нас до сих пор не изжит уголовный менталитет. Мы страна, где едва ли ни у каждого в семье кто-то сидел в ближайшем поколении. Поэтому свои отношения с государством мы строим по тюремной модели, в которой любому сотрудничеству с системой места нет.
У нас в очень обширных слоях населения считается «западло» обращаться к государству, если тебя только не убивают.
Узнал, что сосед поколачивает семью? Молчи, ты же не стукач. Водитель нарушил правила? Не сообщай в ГИБДД, ты же не в Финляндии, где все друг на друга стучат. Одноклассник списывает? Пускай, каждый крутится как может.
Когда впервые приехала в спальный район Лондона, удивилась: там кругом висели таблички «Внимание, эта улица охраняется бдительными соседями». Neighbourhood watch — система, где все друг за другом присматривают в целях выявления преступников. Символом соседского догляда на нашей улице был сурикат, вытянувшийся в струнку и устремившийся глазами вдаль. Русские эмигранты, проходя мимо знака с бдительным сурикатом, каждый раз злобно бурчали: «Уууу, страна стукачей!»
Если боязнью прослыть крохобором страдают только интеллигенты, то жалобы государству постыдным делом считают все. И все становятся заложниками своей уголовной ментальности.
В магазинах людей дурят, потому что мало кто пойдет в итоге жаловаться. Музыку в машинах ночью во дворе на полную громкость включают, потому мало кто захочет звонить в полицию. Черные зарплаты, сокращенные отпуска, увольнение без выплат существуют потому, что в России считается зазорным обращаться в Трудовую инспекцию или жаловаться в ту же прокуратуру. Если бы все шли к прокурору после пяти дней задержки зарплаты, мы бы жили в другой стране. А у нас в 90-е прокуроры сами сидели порой без зарплаты, потому что их деньги, как позже выяснялось, крутились под проценты на каких-то банковских счетах. У нас доходит до смешного: до сих пор стыдят школьников за то, что те жалуются на чужие шпаргалки. Попробовал бы школьник Иванов на контрольной поднять руку и сказать, что Петров списывает. Петрова пожурят, а Иванова отчитают за ябедничество. В данном случае учительница будет олицетворять собой сразу и государство, и его жертву.
Тем, кто всегда обманывает, выгодно, чтобы мы стыдились обращаться за справедливостью.
Нам всегда будут внушать, будто считать копейки стыдно, задерживать очередь ради отстаивания своих прав некрасиво, а жаловаться государству низко. Кто внушает? Продавщицы магазинов, чтобы побольше вас обмануть и получить от владельцев премию. Поварихи, чтобы на уворованные сосиски построить себе еще одну дачу. Двоечники и их родители, чтобы обойти вас на экзаменах, занять ваше место в университете и в жизни. И, наконец, внушает вышедшее из той же приблатненной среды государство — ему нужны раболепные, смирные граждане, неизменно чурающиеся любых идей справедливости.
С этими же целями нам внушают, что наше дело маленькое, что мы ничего не можем изменить. Зачем бороться с фальшивыми ценниками, если все решается на уровне огромных корпораций? Зачем жаловаться на завод, который сливает в озеро нечистоты, ведь Росприроднадзор сам все знает? Зачем судиться с производителем плохих пылесосов, ведь их кто-то разрешил продавать? А наше дело маленькое...
Еще нам внушают, что чужие деньги считать некрасиво. Откуда у начальника новая машина, когда зарплата у него маленькая и с перебоями? Как так получилось, что у учительницы математики появилось норковое манто, а у того самого Петрова — пятерка в аттестате? Такие вопросы задавать не принято. Раньше часто спрашивала коллег-журналистов, где они берут деньги на машины и путешествия. Каждый раз отвечали — некрасиво заглядывать в чужой карман. Позже выяснялось, что они гнали рекламу и отрабатывали правительственные гранты. О подозрительных доходах можно и нужно спрашивать. Чем известнее и влиятельней человек, тем острее должно быть к его доходам народное любопытство. Пока мы этого не поймем, министры на вопрос о новой вилле так и будут смеяться нам в лицо — чужие деньги считать, голубчики, некрасиво, считайте свои, благо их мало, со счета не собьетесь.
Если даже каждый десятый, да хотя бы каждый пятидесятый вдруг станет проверять чеки и жаловаться на сброс отходов, все эти безобразия прекратятся. Думаете, в какой-нибудь Германии или Великобритании нет желающих нажиться на ближнем? Да полно! Тем более что почти вся мелкая торговля там занята иммигрантами. Желающие есть, а смельчаков нет. Потому что у них люди не стыдятся считать свои деньги и жаловаться государству. За что мы, россияне, с подачи горе-юмористов неизменно над ними смеемся. Ах, какие они смешные эти немцы, стоят в супермаркете и пересчитывают на калькуляторе суммы из чека!
Да они просто не хотят, чтобы продавцы над ними смеялись, как над последними олухами. А над нами смеются. И мы молчим.
