Цивилизация
В новогодние праздники на унылом фасаде дома в центре Петербурга казахстанский художник Паша Кас сделал новогоднее граффити. Через пять часов после публикации этой новости коммунальщики закрасили картину вязкой серой краской. И это не первая работа художника, которой петербургские власти объявляют бой.
Вообще, для меня, как человека, переехавшего в город всего несколько лет назад, эта его патологическая ненависть ко всему новому и свежему удивляет.
И еще более удивительно, что в городе есть музей стрит-арта, первый в мире, между прочим, а самого стрит-арта нет, вместо него в Петербурге — люди в желтых жилетах и с ведрами краски.
Я для себя за почти два десятилетия путешествий выделила в мире несколько городов, где стрит-арт оформился в собственный стиль и где граффити и уличные инсталляции всегда являются узнаваемым публицистичным высказыванием. Эти города — Марракеш, Кейптаун, Тарту. С некоторой натяжкой — Лондон, ставший, безусловно, одной из столиц уличного искусства, однако стрит-арт там очень разнороден и стилистически не узнаваем.
Мне всегда казалось, что именно Санкт-Петербург, сам по себе публицистичный, должен стать, возможно, даже главной мировой площадкой для стрит-арта как городского художественного высказывания. А он все не становится. Редкие работы уличных художников держатся в этом городе больше недели. Для них в музее стрит-арта выделили безопасные площадки — художники приезжают с красками в музей!
Петербург сегодня является очень хорошей иллюстрацией общего положения дел в стране. Город культурного авангарда, он уже многие годы дарит России и миру исключительно товарищей, типа Виталия Милонова, казачьи патрули, протесты против спектаклей, закон о гей-пропаганде, многотысячные крестные ходы. Город живой, творческий, образованный, а всплывает в нем в последнее время одна только серость. Условные люди с кистью и половой краской — это меньшинство, капля в море миллионов петербуржцев, но они сегодня обличены властью и с молчаливого согласия большинства названы моральными авторитетами.
И эти единицы бдительно следят, чтобы все свежее, молодое, талантливое было тут же упаковано в серый пыльный кокон, загерметизировано, замазано густой краской.
И так сегодня происходит во всей стране. Везде ходят с ведром краски смурные люди, которые не допустят, чтобы прорвалось хоть что-то новое.
Зачем они это делают? По-моему, борются исключительно из вредности. Потому что никакой решительно политической, общественной выгоды замазывание новогодней елки, например, или других стертых в Петербурге граффити для городских и федеральных властей не несет. И даже причиняет косвенный ущерб: если бы оставили в покое хотя бы неполитизированное уличное искусство, люди бы, обычные рядовые горожане, вздохнули чуть свободнее и посмотрели на свою черную действительность чуть веселее.
Потому что уличное искусство — это всегда радость, оно расширяет пространство, создает иллюзию доступности другого, лучшего мира. Помимо всего прочего у стрит-арта есть одна важная функция — эскапистская. Он дает людям надежду на мир без границ.
И зачем ее у бедного и уже давно встревоженного народа забирать? Только из вредности. Кто-то где-то решил, что все должны видеть перед собой одинаково серую стену, слушать одинаково скучную музыку, смотреть безликие фильмы, ходить на бездарные спектакли. Поэтому и только поэтому ретроградные силы сегодня с таким остервенением замазывают, затирают, запугивают все живое и новое. И это для XXI века невероятно.
В любой более или менее развитой и образованной стране власти поддерживают уличное, неформальное, новое искусство. Любая столица, любой туристический город оберегает лучших уличных музыкантов, артистов, художников. Полиция Лондона многие годы разыскивала художника Бэнкси за вандализм, но его граффити бережно сохранялись. Дети с флагом из пакета супермаркета Tesco остаются на Essex Road много лет. Потому что работы Бэнкси — это сегодня не только туристическая аттракция, но еще и символ передового мышления, передовой культуры.
В Британии почти сразу же общественное мнение стало давить на домовладельцев, которые закрашивали его работы, и обвиняли их в вандализме. И давно уже никто не закрашивает. В Санкт-Петербурге прошла выставка работ Бэнкси. Но если бы он в Петербурге что-нибудь сделал, его граффити тут же бы замазали.
Сегодня в России есть несколько уличных художников с мировым именем, однако все их работы в основном сохранились только в специальных резервациях, вроде музея стрит-арта или заброшенных строений на Лосином острове. Туда, например, приезжают смотреть граффити покойного P183. Потому что кроме специально отведенных мест они нигде не сохранились — российской серости они неприятны.
И ведь были в России примеры, когда местные власти сами пытались, как в чашке Петри, завести в своих городах уличных артистов. В московском метро придумали привечать музыкантов. Но не догадались, что для появления сильной, свободной музыки нужна свобода, а не четкая регламентация, патенты и строгое расписание. Читаю заголовок двухлетней давности «На сайте «Музыка в метро» появилось онлайн-расписание выступлений». Ну что, сильно Москва стала известна своими уличными музыкантами? И много ли интересных музыкантов, художников осталось на Арбате после его причесывания и введения чуть ли не расписания? Ходят какие-то толстощекие парни и на плохом китайском просят у туристов доллар.
А Петербург? Уж с музыкантами-то уличными не было в городе проблем… До недавнего времени. Сначала зачистили музыкантов в метро, отчего их игра свелась к беганью по вагонам в перегонах между станциями. Перед чемпионатом мира городские власти явно решили, что весь центр Петербурга, весь Невский проспект и основные туристические места должны окормляться музыкантами. И понеслось! Действительно, в дни мундиаля на каждом свободном пятачке топтались певцы, но гнали они все сплошь попсу, завязший в зубах и еще лет 10 назад осточертевший поп-рок. Причем, играли плохо, звук был отвратительный, многие занимались откровенным попрошайничеством и дергали туристов за руки.
Потому что нет свободного искусства там, где нет свободы. Можно выделить музыкантам специальные места на тротуарах, сделать для них сетку расписания. Для уличных художников тоже можно создать стационарные рабочие места. Только эти меры сразу же все уличное искусство погубят.
Потому что там, где художник сталкивается с чиновником, искусство очень часто кончается.
Особенно — с нашим чиновником, серым, спесивым, жадным. Вы знаете, например, что после регламентации работы уличных музыкантов пошли поборы с них? И выступать стали преимущественно те, кто делится. А кто не делится, того раз-два для острастки и примера прочим укатали в околоток за организацию, прости господи, несанкционированного мероприятия. Был в Петербурге раньше дедушка, играл у площади Восстания на трубе. Как играл! Я в Чикаго разговорилась в кафе с австралийцем, он, узнав, откуда я приехала, показал мне фото этого трубача — снял, когда ездил в Россию с экскурсией.
Трубач был достопримечательностью. А теперь на площади по вечерам идут промышленного масштаба концерты, с профессиональным звукоусилением, с барабанными установками. Поют хиты последних трех десятилетий… Это музыка на улице, а не уличные музыканты. В довершение всех мучений одиозный депутат местного pакcобрания Денис Четырбок придумал и вовсе запретить уличных музыкантов. Инициативу до сих пор обсуждают.
А теперь представьте, что этот же Четырбок на днях предложил ввести закон по защите стрит-арта от произвола коммунальщиков. Воображаю, какой это будет закон! Создадут комиссию по оценке, районные худсоветы с привлечением начальников эксплуатационных участков. В итоге ничего не изменится. Сейчас тоже не все граффити уничтожают. В Петербурге полно расписанных зданий, на одном изображены алые паруса, на другом — Спас-на-Крови, на третьем — богатырь. Этакие полотна монументальной живописи.
Их не трогают, их отмечают на туристических картах. Только это не стрит-арт, это, плохая или хорошая, но просто живопись. Потому что она не содержит никакого сообщения. Она, если хотите, не политична, не социальна и не публицистична. А именно эти качества отличают стрит-арт от разрисованного фасада. И именно по этим качествам сегодня коммунальщики по указке сверху замазывают любой уличный объект. Даже если он не содержит крамолы. Потому что борьба идет с самой привычкой высказываться.
Уверена, что если бы Паша Кас нарисовал на доме в центре Петербурга одну лишь новогоднюю елку, ее бы оставили. Но он изобразил приоткрытую дверь, за которой елку наряжает советская школьница. А это уже намек на уход в неосоветизм. И это не картинка, а высказывание. Открытая дверь в мир свободы и европейской культуры.
И все! Убрали! Потому что на дух не переносят любое свободное мнение. Неважно какое.
То же ведь сейчас происходит с музыкой, театром, кино. Вы послушайте песни Элджея — никакого общественно-политического высказывания в них нет, а есть только мат и, на мой взгляд, безвкусица. Запретили выступление Matrang — человек поет про воду и любовь, изображает медузу, снимает клипы в романтичной эстетике начала 90-х. Ну зачем их запрещать? Из вороха запрещенных в этом году музыкантов единицы имеют хоть какой-то социальный посыл. Монеточка — не образчик литературы, но хотя бы поет о безысходности. Хаски — большой поэтический талант, это уже не музыка, а остросоциальная поэзия и очень хорошая поэзия. Ну а тех, с матами и лицами наркоманских выкидышей, их почему запрещают? А чтобы не мешали серости. Потому что в уготованном нам сером мирке нет места не только ярким цветам, но и черному.
Страна наша десятилетиями жила в беспросветной серости. Грянул просвет, мы, как кроты, пожмурились немного и стали привыкать к разноцветному миру. Свободному, талантливому, безграничному. И тут горстка людей подумала, что нам в этом новом мире страшно. И стали нас по собственной инициативе снова запихивать нас в серость. Топить в серой краске с головой. Закрывать все окна, задраивать люки. Вот что происходит. Нам объясняют, что в Европе, в западной современной культуре, мы жить не хотим. Они нам объясняют. И замазывают окна серой краской.
