Униженные и оскорбленные

Перед сном мы с маленькой дочкой часто слушаем песенку «Сплина» под названием «Рай в шалаше». Она не детская, конечно, но умиротворяющая, да еще и клип анимационный, и потому вполне может сойти за колыбельную. Есть в ней такие строчки: «Если по правде, давай без обид: тот, кто убил, тот и убит. Кто в дождь отдал плащ — тот под плащом. Тот, кто простил, тот и прощен».

Так вот давайте без обид и по правде: главный источник нашего принимающего все более угрожающие масштабы для безопасности соседей и для нашей собственной жизни патриотизма — обида на мир. Национальный комплекс униженных и оскорбленных. И его неизбежная изнанка — мания величия.

Мы не прощаем и потому рискуем остаться непрощенными.

Обида — единственный рациональный способ объяснения российской политики, который лейтмотивом звучит в речах наших политиков. Мы говорим, что ни в чем не виноваты. Мы говорим, что во всем правы, потому что не первые начали. Мы так реагируем на обиды. Просто обижаемся почему-то постоянно.

Вот цитата из свежего интервью президента Путина Телеграфному агентству Советского Союза (в некотором смысле агентству несуществующей страны): «Если Россия начинает об этом (о своих интересах на Украине. — «Газета.Ru») говорить, защищать людей и свои интересы, сразу становится плохой… Думаете, дело в нашей позиции по востоку Украины или по Крыму? Совершенно нет! Если бы не это, нашли бы другую причину. И так всегда было».

Вот в этом «и так всегда было» — корень зла. Того, которое большинство россиян как раз, наоборот, считает добром и справедливостью.

Российская империя, СССР, теперь вот Российская Федерация никогда никого не грабили — не насиловали — не убивали, не присоединяли чужих территорий, не плевали на международное право с высокой православной (коммунистической) колокольни. Нет, таким образом мы всего лишь отвечаем своим врагам. С кем хотим, с тем и граничим, потому что с кем хотим, с тем и враждуем.

Весь наш патриотизм всегда ответ кому-то, а не «имя собственное». Чемберлену, лорду Керзону, Бараку Обаме. Так говорит и, похоже, искренне думает наша власть. Так говорят и пишут ее сторонники. Вообще говоря, это воспроизводство в чистом виде логики Родиона Раскольникова — героя воспаленного, но при этом холодного и рационального воображения Федора Михайловича Достоевского.

«Тварь ли я дрожащая или право имею?» — написано на скрижалях нашего нового патриотизма. Ответ утвердительный.

Украина назначена «старушкой-процентщицей». Значит, ее можно и топором ради «освобождения» из-под гнета наших собственных комплексов. Ради того, чтобы отомстить смертельно обидевшей нас самим фактом своего существования Америке. Америку топориком мы пока не в состоянии, вот и отыграемся на Украине. А потом еще и обидимся на санкции. Действительно, «не было бы Крыма», нашли бы другую причину, как говорит наш президент. Нашли бы. Только не они, а мы. Вы не заметили: право в последнее время стало для нас синонимом возможности безнаказанно нарушать любые права.

Кроме обиды на мир наш патриотизм покоится на удивительном отождествлении страны с начальством. Эта тема остро проявилась в социальных сетях после саммита «большой двадцатки» в Австралии. Звучит примерно так: «Унизили Путина, значит, унизили Россию». Мол, внутри России мы можем критиковать своего президента как угодно, а за ее пределами он почему-то становится неприкасаемым.

На самом деле ничего удивительного в такой логике нет — это продолжение позы коллективной безответственности, в которой застыл российский народ. Если президент единолично отвечает за судьбы России, значит, он один и есть Россия. А уважение к себе мы пытаемся выбить из мирового сообщества, как подвыпивший хулиган в пьяной драке, с неизменным сакраментальным вопросом на устах: «Ты меня уважаешь?» Причем даже положительный ответ в таких случаях обычно редко удерживает от планового мордобоя, иногда и с поножовщиной.

«Щи да каша пища наша»: весь российский патриотизм крымского розлива состоит из обид на внешних врагов, желания отомстить обидчику и представить любую реакцию на эту нашу месть как повод для новой жгучей обиды.

Нашему коллективному Родиону Раскольникову страсть как нравится махать топором.

Он таким образом самоутверждается. Встает с колен. Думает, что перестает быть «тварью дрожащей». Поиски подходящей «старушки» особой трудности не представляют. Эти поиски ничто в сравнении с эйфорией от чувства собственного превосходства над… Вот только не очень понятно, над кем мы испытываем превосходство и почему.

Патриотизм, замешенный на обиде и мести, всегда разрушителен. Это не патриотизм создания самой мощной экономики, лучшего в мире образования или самой качественной медицины — пусть хотя бы назло обижающему нас «всегда» Западу. Это патриотизм унижения других. Поиска врага. Причинения ущерба соседям и самим себе, а не работы на собственное процветание. Это патриотизм людей, не ощущающих самодостаточности — своей и собственной страны.

Великая держава не может быть обидчивой, потому что обидчивость всегда мелочное чувство. Великая держава не должна мстить тем, кто слабее: правило дворовых драк «лежачего не бьют» вполне распространяется и на ту часть отношений между государствами, которую принято называть гадким словом «геополитика».

Но главная опасность и беда нашего «обидчивого» патриотизма состоит в том, что мы на самом деле вовсе не любим свою страну. Вместо этого мы коллективно ненавидим некоторые другие страны и народы. Мы не хотим стать лучше сами. Наша цель — сделать хуже своим многочисленным «обидчикам». Нам нет дела до того, какое впечатление Россия производит своими словами и поступками на окружающих. Как мы живем здесь и сейчас. Какое наследство оставляем своим детям. Нам нет дела до своей страны.

Потому что мы обиделись.

Только вот на обиженных воду возят. Это ведь тоже мы придумали, когда никаких США еще не было.