Как стать державой

Если вы заметили, в российских телевизионных новостях Украина в последнее время постепенно переползает с неизменного первого места в конец. Оказывается, что-то происходит и в самой России. Горят деревни в Хакасии и Забайкальском крае. Президент выступает на «прямой линии». Следственный комитет изучает обстоятельства, связанные с появлением в сети видеоролика с танцем старшеклассниц из Оренбурга «Пчелки и Винни-Пух». Минкульт запрещает фильм номер 44. Ой, не так: «Номер 44».

Когда Новороссия, ДНР и ЛНР из наших новостей исчезнут окончательно (а это произойдет непременно, исчезла же Южная Осетия, за которую мы воевали почти семь лет назад и победили), когда мы забудем о Донбассе, надеюсь, появятся попытки осмыслить, что с нами случилось.

Национальный подъем или национальная катастрофа?

И тогда сквозь очередные рукотворные руины российской истории проступит главный для будущего нашей страны вопрос, на который не ответили ни бескровная крымская кампания, ни последующая кровавая война: какое место должна занимать Россия в современном мире?

Вариантов ответа не так много. Не более пяти.

Первый — Россия сама по себе. В позе «медведь обороняет свою тайгу». Хотя понятие «своя тайга» у нас исторически растяжимое и неконкретное, ключевое слово тут «обороняет». Для обороны надо, чтобы на твою тайгу кто-то нападал, а если не нападает — провоцировать. И разумеется, всегда оставлять тайгу именно тайгой, царством Непроходимости. Чтобы враг не прошел. То есть ни о каком развитии речь не идет. Хорошие дороги опасны — это приманка для чужаков. Свои тоже особого значения не имеют: люди в такой конструкции России не важны в принципе, жила бы тайга родная, и нету других забот. Но это точно не путь мировой державы: все силы уходят на оборону тайги.

Второй вариант — Россия — часть Азии или, шире, анти-Запада. С населением в девять раз меньше индийского и почти в десять меньше китайского тут мы оказываемся мелкой региональной державой. Геополитическим придатком Китая. Не говоря уже о том, что Восток, поворот к которому мы было провозгласили, гораздо менее однороден, чем Запад.

В политическом смысле Япония и Израиль — страны западного мира. А на политическом Востоке есть, например, ненавидящие друг друга Саудовская Аравия и Иран. Причем саудовцы на втором месте мире после США по объему финансовой помощи другим странам: в этом отношении Саудовская Аравия вполне себе мировая держава. Есть «Исламское государство» (запрещенное в России. — «Газета.Ru») — первая за многие века попытка создать салафитский халифат.

Европейский союз при всех его издержках есть, а вот никакого глобального Азиатского союза нет и не предвидится. Ну и статус «лучшего друга Венесуэлы» (если мы говорим о глобальном анти-Западе) вряд ли утолит нашу тоску по великой державе.

Третий вариант — Россия — вождь Евразии. Формальный предводитель пяти-шести бывших советских республик. Самая значительная и развитая из них — Казахстан, не пускающий к себе стремительно подешевевшие российские товары, оттягивающий из России часть среднеазиатских трудовых мигрантов, активно сотрудничающий с Китаем и совершенно не собирающийся ссориться ни с Евросоюзом, ни с Америкой. Есть еще Белоруссия, Киргизия, Армения и Таджикистан, которые Россия интересует исключительно как экономический донор. Теперь к этому мотиву примешивается нарастающий страх повторения украинского сценария. И этот страх на корню убивает возможность доверительных отношений.

В народе такой вариант политического лидерства зовется «первый парень на деревне».

Однако политические амбиции у России не деревенские — планетарные. Денег на долговременное содержание нескольких бедных постсоветских республик у нас точно не хватит. А без денег мы им не нужны.

Вариант номер четыре — Россия — мост между Востоком и Западом. Страна-посредник. То есть мы сами по себе, но открыты миру на все четыре стороны. Тут проблема в том, что по мосту обычно ходят или ездят. А Россия очень не хочет, чтобы по ней ходили, и постоянно публично подозревает некоторые государства в желании на нее наехать. Опять же Восток и Запад прекрасно обходятся без посредников: через Россию с Западом уже не сотрудничают даже палестинская администрация Махмуда Аббаса и президент нейтральной Туркмении (которую у нас иногда по инерции все еще записывают в СНГ) Гурбангулы Бердымухамедов.

Наконец, пятый вариант — Россия — часть большой Европы. Вместо того чтобы радоваться визиту в Москву премьера нищей Греции или любой статье в западных СМИ о том, что санкции против нас провалились, транслировать реплики каждого европейского политика-маргинала в поддержку Москвы или собирать слеты откровенных европейских политических фриков в Питере, России стратегически выгодно стремиться стать органичной частью новой Европы. Вместе с Германией и Францией.

Россия реально может стать ключевой страной в новой европейской архитектуре.

Для роли отдельной великой мировой державы нам не хватит ни демографических, ни экономических, ни военно-политических ресурсов. Ядерную войну можно начать, но невозможно победоносно закончить. Пока мы, увы, годимся только на роль пугала для соседей. А в Европе Россия оказалась бы самой большой и населенной страной. Став европейской, она способна помочь Старому Свету стать не антагонистом, но существенным противовесом тем же США.

Понятно, что сейчас мы предельно далеки от такой перспективы. Что Европа для нас «Гейропа, которая поет под диктовку Пиндосии». Но ведь никто не запрещает нам использовать при оценке своих исторических перспектив здравый смысл.

Спор о том, Европа ли Россия или Азия, «мост между ними» или «отдельный космос», ведутся не одно столетие. Но в своих нынешних границах, утратив значительную часть азиатского СССР, мы можем быть значимыми только как особая ветвь европейской цивилизации, как часть западного мира.

Идея Шарля де Голля о единой Европе от Атлантики до Урала не утратила своей актуальности. Только так мы и можем сохранить свое влияние в мировом масштабе, не поступаясь культурной самобытностью.