Лето с Цоем

Фильм Кирилла Серебреникова «Лето» приглашен к участию в конкурсе Каннского кинофестиваля. Это новость, которую можно разворачивать, как капустный кочан. Каждый лист — новый поворот сюжета.

В Канн получить приглашение не просто. Только дилетанты и ведущие федеральных телеканалов уверены, что достаточно просто снять кино о том, как у нас все плохо, — и ключик у вас в кармане. На самом деле единственный главный приз российская картина в Канне получила в 1958 году — после смерти Сталина и разоблачения культа личности — в картине «Летят журавли» жюри оценило гуманистический и антивоенный пафос, особенно радующий европейцев после многих лет воинственных фильмов про то, как танки наши быстры.

С тех пор Канн старательно выбирает лучшее из отечественного кино, и хотя ни Тарковский, ни Михалков, ни Герман, ни Сокуров, ни Кончаловский, ни Звягинцев, ни Лунгин, не раз участвовавшие в конкурсе и получавшие призы, так и не стали обладателями высшей награды, этот список, конечно, очень почетен. Кирилл Серебрянников впервые оказался в Канне со своим четвертым фильмом, его «Ученик» был в «Особом взгляде», второй по значимости программе, и получил премию Франсуа Шале, журналиста и хроникера, вручаемую за реальность и современность. Так что включение фильма Серебренникова в этом году в основной конкурс вполне может считаться признанием мастерства российского режиссера и ростом его международной славы. Кстати, тема фильма — несколько месяцев из жизни звезды русского рока Виктора Цоя и его старшего товарища Майка Науменко — значения в этом случае не имеют, так как для зарубежной публики эти имена, столь важные сердцу российских поклонников, значат мало, если вообще знакомы.

А вот то, что Кирилл Серебреников сейчас находится под арестом, значит много.

Скоро год как он не имеет возможности работать, за это время состоялась премьера поставленного им в Большом театре балета «Нуреев», доделан фильм «Лето», со съемок которого его и увезли в Москву для помещения под стражу. И балет, и фильм были им практически доделаны, но выпускать их пришлось без автора.

Друзья и коллеги Серебреникова считают, что обвинения в хищении государственных средств, выделенных на создание театрального центра «Платформа», не обоснованы, и пока обвинение не доказано, оставлять режиссера и его товарищей под арестом несправедливо. Под просьбой изменить меру пресечения и оставить возможность работать в театре и доснять фильм подписались многие известные деятели культуры и институции: Совет Европейской киноакадемии, Берлинский международный кинофестиваль, режиссер Федор Бондарчук, телеведущий Андрей Малахов, писатель Людмила Улицкая, гендиректор Большого театра Владимир Урин, певец Филипп Киркоров, глава Центра стратегических разработок Алексей Кудрин, режиссер Павел Лунгин, председатель комиссии по гражданским правам Совета по правам человека при президенте России Николай Сванидзе, руководство Штутгартской оперы и многие другие, но к ним не прислушались. Серебренников и его товарищи продолжают ждать суда под арестом. Это принуждает часть общества объяснять столь жесткий подход к делу, по которому доказательств так и не предъявлено, идеологическими, а не экономическими обстоятельствами.

Западные интеллектуалы и художники, к которым принадлежат и устроители Каннского фестиваля, традиционно считают делом своей чести выступать на стороне тех, кто попадает под определение жертв системы, защищая право искусства на инакомыслие, диссидентство, сопротивление силе.

Тем более во Франции, где принято всячески способствовать максимальному утверждению справедливости в отношении тех, «кто оказался проигравшим и побежденным».

Достаточно вспомнить историю иранского кинорежиссера Джафара Панахи (его новый фильм, кстати, тоже в конкурсе), в 2009 году осужденного на шесть лет заключения и на 20 лет запрета на профессию. Панахи являлся сторонником иранской оппозиции, оспаривающей итоги президентских выборов, его арестовали вместе с 250 участниками демонстраций (одиннадцать человек были приговорены к смертной казни за организацию протеста, но кинорежиссера судили за пропаганду). Благодаря активному вмешательству как иранских коллег, так и американских и европейских кинематографистов Панахи перевели под домашний арест, а потом разрешили передвигаться по стране, но выехать за границу он до сих пор не может. Фильмы, которые он снимает подпольно, неизменно включают в конкурсы основным европейских фестивалей, а его самого в 2010 году пригласили в жюри Канн — приехать он не смог, но предназначенное ему кресло в зале оставалось свободным на протяжении всего фестиваля.

Так что — да, конечно, можно считать, что включением фильма в программу Каннский фестиваль совершает жест поддержки российскому режиссеру.

При этом сам фильм, который практически никто пока не видел, уже вызвал скандал на родине, как у нас, впрочем, случается слишком часто. Скандал разразился в среде поклонников рок-музыкантов, узнавших о факте съемок фильма про Цоя. Дело в том, что сценарий фильма, написанный сценаристом Михаилом Идовым и его женой (Идов, возглавлявший русскую версию журнала GQ, был автором сценарной основы фильмов «Духлесс», сериала «Оптимисты», «Лондонград» и др.), оставался коммерческой тайной, он не опубликован. Но один малоизвестный театральный деятель сообщил, что его знакомая работает в съемочной группе, от нее он узнал, что Цой в фильме изображен гомосексуалистом. Эту ложь моментально распространили СМИ.

Сценарий дали прочесть Борису Гребенщикову, возможно, рассчитывая на его поддержку, но ему решительно не понравилось, о чем он заявил, по крайней мере, в сдержанной форме:

«Сценарий — ложь от начала до конца. Мы жили по-другому. В его сценарии московские хипстеры, которые кроме как ….ться за чужой счет, больше ничего не умеют. Сценарий писал человек с другой планеты. Мне кажется, в те времена сценарист бы работал в КГБ. Надеюсь, Кирилла Серебренникова освободят, но мнения о фильме у нас разные».

Фильма тогда еще не было, но мнение уже сложилось.

Умение российской интеллигенции объединять усилия для защиты общих ценностей потрясает. Другой товарищ Цоя, сооснователь группы «Кино» Алексей Рыбин, тоже не видев картины, сообщил, что «его представления о морали расходятся с представлениями авторов фильма». Рыбин, ставший писателем и снимающий кино, впрочем, уже сочинил свой сценарий фильма о Викторе и прошлым летом даже символически начал съемки в день рождения Цоя. Свой замысел он объяснил так: «Там и меня мало, хотя в то время мы были как сиамские близнецы, но есть законы драматургии — нельзя объять необъятное, если фильм снимаешь про героя. Наша картина — это путь, путь воина, хотя и в ленинградских хрущевках и сталинках».

То, что чужая интерпретация истории отношений Майка Науменко, его жены Натальи и Виктора Цоя, которая «разворачивается летом 1981 года в Ленинграде, где под влиянием Led Zeppelin, Дэвида Боуи и других западных рок-звезд зарождается русский рок», никаким образом не устраивает бывших рокеров, которые, впрочем, фильм не видели, можно было бы объяснить и разницей поколений, и желанием героизировать собственное прошлое, и стремлением видеть в рок-движении не музыкальное движение, а «путь воина», но главное тут другое — осуждение не реально увиденного, а самого намерения, интенции.

Надо сказать, что недавний хит российского кино «Движение вверх» вызвал у родственников спортменов реакцию не менее болезненную, вплоть до суда и перемены фамилии главного героя, — это не то, чтобы нормально, но, увы, обычное дело.

Но, в отличие от жен баскетболистов, рокеры более эмоциональны и категоричны. Андрей Тропилло, музыкальный продюсер, в самодеятельной студии которого в 80-е Цой записал свои песни, рубит наотмашь, основываясь исключительно на мимолетных наблюдениях и слухах (ни фильма не видел, ни сценария не читал): «Я перемолвился парой словечек с Кириллом Серебренниковым. Это человек совершенно чуждый сфере культуры, ничего о ней не знающий, абсолютно серый и темный. Товарищ Серебренников взялся за тему, которую совершенно не знает, Цой изображается педорастом, мою студию они показали как какое-то убожество, электроника — где раздобыли такое дерьмо? Это позорище. Если в результате всех неприятностей он прекратит снимать фильм, это будет главным подарком. Я это говорю как… я называю себя живым Богом… — Не будешь снимать, бросишь эту гадость, будешь на свободе, понял? А не бросишь — сидеть тебе».

Впрочем, столь же недоволен Тропилло и старым фильмом «Рок» Алексея Учителя, где рокеры, по его мнению, изображены наркоманами и хулиганами, в то время как он считает их высокообразованными людьми, соединяющими нашу культуру с мировой традицией.

Все эти сентенции можно было бы оставить на совести авторов, но проблема в том, что сегодня уверенность в своей правоте моментально переходит в агрессию, проклятия, оскорбления, подхватывается не молчащим уже большинством, давит и угрожает.

Появление фильма «Лето» в конкурсе Канн не успокоит, а только разбередит удаль бывших ударников перестройки, Цой для них больше чем музыкант, больше чем человек, если уж сами себя они называют богами. Хотя было бы куда полезней, чем бороться за собственный образ героя, попытаться посмотреть на мир с другой точки зрения. В переменах по прежнему нуждаются наши глаза, в перспективах и в дистанции по отношению к своему прошлому.

Неужели когда-нибудь к музыке, театру и к кино в нашей стране станут относиться с эстетической заинтересованностью, а песни или фильмы воспринимать не как подвиг воина, а как добросовестную, профессиональную работу? Как, например, некий американский любитель музыки, вспоминающий о купленной им по случаю пластинке «Последний герой»: «Рок на русском языке часто звучит однообразно, но в данном случае я хочу сказать, что перед нами добротный альбом с несколькими реально хорошими рок-песнями». Или китаец, послушавший «Группу крови»: «интересная характеристика у этого альбома — противоречие между угрюмым, тоскующим вокалистом и куда более бодрой ритм-секцией. Такой контраст срабатывает не всегда, но когда срабатывает (а это в большинстве случаев именно так), то получаете очень красиво».

Но для этого нужно, чтобы авторы оставались на свободе. Иначе так и будем рвать жилы друг другу, потому что агрессия и злость — это эмоции несвободного и безответственного общества.