Цивилизация
Отметили мужской праздник, готовимся к женскому. В этих праздниках главное — гендерное содержание, и как ни пытаются официальные лица их переориентировать, народ точно знает: мужчина — воин, женщина – мать. Бабе – цветы, детям – мороженое, не перепутаешь. Есть у нас вечные ценности.
Недавно на спектакле по феминисткой пьесе молодого драматурга Ольги Шиляевой «28 дней. Трагедия менструального цикла» случился скандал. Важная пьеса, и спектакль, говорят, хороший, но скандал случился не из-за пьесы, как ни странно. Просто в зале подрались двое мужчин. Не из-за феминизма и не потому, что кого-то возмутила тема, нет – по самой банальной причине! Один из них был пьян, агрессивен, вел себя развязно, а другой сделал ему замечание и – получил в нос. Тогда он остановил спектакль, оба вышли в фойе, где драка продолжилась.
Казалось бы, все на своих местах – женщины истекают символической менструальной кровью, а мужчины дерутся в фойе. Раз-два-три, как будто ничего не произошло. На самом деле сегодня уже произошло, просто мы не готовы осознавать, как изменился мир и в этом.
Моя прабабка рожала 16 раз. Так она говорила. Замуж ее выдали в 16 лет, что было обычно для деревенской девушки. Она замуж не хотела и уж, во всяком случае, за незнакомого ей мужчину, на десять лет старше. Она любила играть в карты, плясать, была бойкая, разговорчивая, поэтому нравилась соседским парням, за нее сватались и местные, и из-за Волги приезжали, у одного так даже дом был под железной крышей, такой зажиточный. Но отец решил иначе. Запер девчонку в чулане и выпустил только перед самой свадьбой. Отдал за отслужившего в солдатах, тихого, скромного, непьющего. Вывел из крестьянского удела, осчастливил.
Жила моя прабабка всю жизнь потом в Москве, мужем командовала и тяжелого труда на земле не знала. А дети рождались мертвые, некоторые сразу, другие умирали после рождения. Только трое выжило, погодки, старший родился в 1906 году, когда ей было уже 24 года, потом дочь в 1908 году, и еще сын в 1909 году. И все. Больше живых не было. Что было с ней не так? Почему беременела, но неудачно? Сильно молода была? Не созрела? Болела? Как она жила замужем? Ничего не знаю, но мне кажется, что не была счастлива моя прабабка.
Умерла в 69 лет от рака груди. Умирала тяжело, дома, боли были сильные, кричала громко. Никаких обезболивающих тогда не было. С ней вместе жила невестка-вдова и два внука, один сын погиб на фронте, другой умер сразу после войны молодым. Невестка на свекровь жаловалась: жестокая, говорит, была женщина, но порядок знала. А порядок такой – два медведя в одной берлоге не живут. Кто старше, тот и сильней, а кто сильней, тот и главный.
Архаический порядок, построенный на силе, медленно, но все ж уходит из нашей жизни. Мужчина не всегда был сильнее женщины реально, но символически был обязан воплощать силу, в то время как женщина должна была демонстрировать… А на самом деле что именно?
В деревенской жизни, в отличие от канонов псевдонародной традиции, успехом пользовались не скромные и покорные, а огневые и задорные. То есть те, у кого в руках все горит, а темперамент и энергия позволят устоять в сложной и тяжелой работе. Борьба за место у печи, то есть за место хозяйки, могла закончиться и не в пользу свекрови, если та была вялой или ленивой.
В городской, то есть, культурной, то есть — оторванной от задач выживания среде --женщина ценилась более всего за красоту. Именно красота делала ее привлекательной в сражении за главный приз – сексуальное желание наиболее сильного из мужчин, сильного реально – воинственного и мускулистого — или символически — богатого и властного.
Что в древние времена, что в совсем недавние, женщина без красоты была унижена. Так походя написал Сергей Довлатов про девушек, «вопиюще некрасивых», «капитулировавших в постоянной женской борьбе и затерянных среди мужчин, как унизительно равные». Красота и молодость на некоторое время ставили женщин на особое место: им поклонялись, обеспечивали необходимым, наряжали, любили, восхищались.
Женщины должны были стараться: следить за собой, казаться как можно моложе, изящней, сексуальней. Это требовало от женщин много усилий, они ходили в неудобной одежде и обуви, они скрывали, что одну неделю из четырех у них между ног окровавленные тряпки, что у них болит живот и ломит спину, что им неудобно, стыдно. Это нормально, говорили им другие женщины, и действительно, никто не жаловался.
Но все же цивилизация, прогресс и наука пришли на помощь, изобрели прокладки, обезболивающие, противозачаточные средства и гормональные таблетки. И прокладки даже стали рекламировать по телевизору, вот только кровь в нем прекрасного голубого цвета…
Вопрос о женском предназначении долго был ясен – женщина должна сначала украшать жизнь мужчине, а потом рожать, отцу — наследников, Родине – солдат.
Если же она не рожает, пусть страдает от ПМС, пусть ее естество считается нечистым, а перепады настроения объясним капризами.
Традиционное общество худо-бедно с этим разбиралось, за счет женщин, как мы сегодня считаем. Но что делает общество модерна с обидным неравенством? Сегодня женщины выторговали (не везде и не все, но все же) право не украшать себя и не быть сексуальными. Отстояли право на удобную одежду, надели брюки и башмаки на плоской подошве, стали голосовать и отвечать за себя перед законом, и даже служить в армии. Но как быть с наличием того самого менструального цикла, о котором мы говорить не любим, да и слов в обиходе у нас нет, но все же он есть, и сказывается на женском здоровье?
Это неравенство должно же быть компенсировано?
В обществе, где не признается право сильного на все лучшее, а предусматривается льгота тем, кто слабее, женщины должны получить свою долю. Не в столько в праве присобачить свой суффикс к мужскому определению профессии, но так же и не в виде сомнительной чести быть украшением чужой жизни, не в праве на поданное пальто или придержанную дверь,
а прямым способом – в виде оплаченных бюллетеней в связи с менструацией, бесплатных прокладок, дополнительных порций утраченного железа…
Спектакль Юрия Муравицкого и Светланы Михалищевой «28 дней» сделан в условной форме оратории, в нем нет бытовых подробностей, о которых думала автор пьесы. Но есть катарсис, о нем вспоминают зрительницы: «это такой катарсический психотерапевтический ликбез: ты думаешь «ах вот что со мной происходит», и еще — «так значит это не биполярное расстройство у меня», а потом смотришь, как мужики дерутся, и думаешь: «а может я все-таки в порядке?»
Один серьезный человек, бывший шеф ГПУ КГБ СССР, глава советской разведки, считавшийся одним из главных просвещенных либералов внутри комитета Леонид Шебаршин, начал свои мемуары, написанные в начале 90-е годы такими словами: «Все живое вынуждено отстаивать свое право на жизнь. Выживает сильнейший — будь то животное, человек, организация, страна. Какое-то время может жить и слабый, но лишь постольку, поскольку его терпят сильные». Потом он покончил с собой, потому что не хотел быть слабым.
Женщины, вопреки этой токсичной мужской логике, выжили, видимо потому, что их терпели рядом сильные. Но теперь мир действительно изменился, и им хочется не только выживать, но жить – по возможности радостно и не стыдясь, ни своей природы, ни своего тела, ни своей слабости.
