Цивилизация
Altweibersommer — это немецкое название, которое дословно на русский переводится как «бабье лето». («Как и следовало ожидать — даже это перенято из немецкого», — шипит мой приятель, русский немец, медвежонок, западник, не патриот, мы таких не любим).
Но — на самом деле, никакого отношения к бабам (старым женщинам «Altweib@) это не имеет: этот термин означает летающую в это время в воздухе паутинку.
Вот и сейчас – нам подарили на прощание эту яркую теплую пору: солнце печет, как и июле, в воздухе паутинки и косой осенний свет. Последние звоночки.
Кстати, о звонках.
Буду тихо на погосте
Под доской дубовой спать,
Будешь, милый, к маме в гости
В воскресенье прибегать.
Это Анна Ахматова про мой телефон написала. От лица самого аппарата, так сказать.
Проснулся вчера в два ночи, попить водички, хотел посмотреть новости, взял его: телефон горячий (ибо присоединенный к зарядке) и мертвый. Так бывает: не холодный и мертвый, а горячий. Экран не горит, ни одной кнопки не нажать. Отлетел мой ангел.
А там ведь всн. Расписание, контакты, вотсап — вся жизнь. Но самое смешное – там будильник.
Мне вставать в семь утра (за мной приедет в восемь машина, чтоб вести читать лекцию банковским служащим про великую русскую литературу), а как я проснусь (ну, если вообще засну после такого потрясения), непонятно. Механического-то будильника в доме нет. Давно уже нет. Другая эпоха.
… Я тут, пока разбирался со всеми этими техническими проблемами, подумал: мы совсем развратили себя новыми технологиями, американскими супермодными гаджетами.
Утратили связь с землей. А если завтра война?
«Мы не готовы к войне! — говорил один галантерейный герой захаровского фильма про барона Мюнхаузена с Янковским в главной роли. – Нет, мы не готовы к войне!»
Еще говорящую трубку
Она положила обратно,
И ей эта жизнь показалась
И незаслуженной долгой,
И очень заслуженно — горькой
И будто чужою. Увы!
И разговор телефонный...
Удивительное дело, но это стихотворение про говорящую трубку в 1912 году написано не каким-нибудь Северяниным, а опять же выше цитированной Анной Ахматовой. Где, кажется, молодая Ахматова с ее перчатками и горящими в спальне свечами равнодушно-желтым огнем и проводные средства связи? А вот на тебе. К телефонной теме в 1912 году обратились даже самые отсталые слои поэтического населения.
А самые передовые отряды теперь, в 2018, телефоны жгут.
Прочитал недавно: социально активные участницы одного краснодарского общественного движения, обеспокоенные международным положением, в конце лета опубликовали на собственном канале видеоролик – ответ на экономические санкции в отношении России. В кадре пенсионерка, такой божий одуванчик, заявляет, что ей не нужен айфон, это чертово изобретение американской демократии, поэтому сдает она эту «вражескую аппаратуру» некой Марине. Бабушка даже ударила потом чем-то похожим на пистолет (надеюсь, это муляж) по стеклу телефона. Рукоятью. Чтоб уж наверняка.
По экрану поползла трещина. (Прям как по моему сердцу, когда я проснулся и увидел, что телефона у меня уже нет).
— А вы говорили, шо не разобьется…, — прокомментировал кто-то из бунтарей.
Дальше цитата: «После уничтожения планшета женщины подожгли коробки из-под айфонов в оцинкованном ведре. Спустя несколько секунд огонь потушили: вдруг, сказала одна из них, батарея взорвется?»
… Я знаю, чего вы сейчас ждете. «Чем же всё там закончилось с его телефоном?» — думаете вы. Отвечаю. Через несколько часов он ожил. Самозародилась новая жизнь. В отдельно взятом дарвиновском «теплом пруду». Отлежался в глубоком обмороке, остыл, замигал, включился.
Но я ему все равно теперь не доверяю.
Вдруг он восстал из праха, чтоб посылать ночами шифрованные послания Дональду Трампу, Клинтону и Обаме?
Вы уверены, что это не так? (Паутинка, бабье лето, прозрачный свет.)
Вот и я не уверен.
