Цивилизация
Программа событий, посвященных двухсотлетию войны с Наполеоном, постепенно идет на убыль. Место помпезных и всеобъемлющих экспозиций занимают камерные сюжеты, основанные на частностях. Впрочем эти частности могут быть сами по себе важными и даже судьбоносными. К примеру, история с превращением Московского Кремля во временную резиденцию Бонапарта, казалось бы, всего лишь мелкая подробность на фоне тогдашних геополитических потрясений и кровопролитных битв. Однако стоит навести фокус именно на эту деталь, как она приобретает стратегический и символический характер.
Начать следует, пожалуй, с того, что за шесть лет до вторжения в Россию наполеоновской армии государь Александр Павлович основал на территории Кремля музей,
подписав указ «О правилах управления и сохранения во всегдашней целости в Мастерской и Оружейной палате ценностей». Для учреждения выстроили специальное здание, переезд в которое сопровождался подробнейшей сверкой описей всех здешних экспонатов.
Окончание ревизии пришлось на 12 июня 1812 года по старому стилю – и как раз в тот день французские войска переправились через Неман и двинулись вглубь России.
Оказалось, порядок в музейном хозяйстве был наведен чрезвычайно вовремя: если бы не эта сверка, многие царские регалии и церковные святыни могли бы кануть в историческое небытие, и такая перспектива была вполне реальна. Главнокомандующий Москвы граф Федор Ростопчин провозгласил невозможность сдачи города и решительно пресекал любые «панические настроения», запретив в числе прочего даже намеки на подготовку к какой-либо эвакуации. Музейный подвиг совершил тогдашний глава Оружейной палаты Петр Валуев, который попросту обманул московские власти, заверив их, что никакой транспортировки сокровищ не предполагается. А в это время подчиненные Валуева втайне, буквально по ночам, сколачивали ящики и строго по спискам упаковывали экспонаты. Когда после Бородинского сражения французы стремительно подошли к городу, обозу с сокровищами оставалось только выдвинуться в направлении Коломны, где уже ожидала нанятая барка с предписанием плыть в Нижний Новгород.
Разумеется, впоследствии граф Ростопчин сделал вид, что никакого ослушания его приказов не было и что спасение фондов Оружейной палаты произошло именно благодаря его мудрому руководству.
Эта коллизия отражена в нынешней экспозиции наличием нескольких артефактов, например подлинной книги музейного учета и так называемой «афиши», яркого образчика хвастливой ростопчинской пропаганды, предназначенной населению. Уверовав в посулы градоначальника, люди потеряли практически все свое имущество, доставшееся вскоре мародерам или сгинувшее в пожаре. Огромные потери понес и Кремль, несмотря на своевременную эвакуацию музея. Все, что не смогли вывезти, подверглось тотальному разграблению. По официальной версии французских интендантов, в казну из кремлевских закромов попало 325 пудов серебра и 18 пудов золота. Сколько всего было растащено бесконтрольно, установить невозможно.
Бонапарт ничего не мог поделать со своей распоясавшейся армией и лишь мрачно, по свидетельству очевидцев, смотрел на зарево московского пожара.
Не исключено, что его приказ об уничтожении кремлевской архитектуры был в некотором роде местью за унижение бессилием. Когда главные французские силы двинулись обратно на запад, оставшийся гарнизон под командованием маршала Мортье приступил к подрывам дворцов, соборов и крепостных стен. План был реализован только отчасти, потребовались дополнительные закладки пороховых бомб – и тут подоспела русская кавалерия под командованием генерал-майора Ивана Иловайского. Когда государю доложили о варварстве, учиненном в Кремле, он поклялся не действовать по принципу «око за око» и вести дальнейшую войну исключительно по-рыцарски.
Свое обещание Александр I сдержал: при вступлении русских войск в Париж не было зафиксировано никаких грабежей и подрывов.
Для напоминания об этом музейщики включили в выставку комплект наградного оружия, врученного временному губернатору Парижа Фабиану Вильгельмовичу фон дер Остен-Сакену городским советом в знак признательности за «безопасность и спокойствие». Стоит упомянуть и еще об одной мемории – о памятной вазе, привезенной из Франции главой оккупационного корпуса графом Михаилом Воронцовым. Сей военачальник прославился тем, что перед отбытием на родину из личных средств оплатил все долги своих подчиненных французским портным, бакалейщикам и трактирщикам.
Викторию, одержанную над Наполеоном, государь хотел отметить возведением в Кремле торжественной колонны из трофейных пушек.
С этой целью их свозили в Москву отовсюду. К 1819 году орудий набралось 875 – это была львиная доля всей артиллерии, с которой великая армия пересекла российскую границу. На выставке можно увидеть проекты этого монумента, хотя мечта Александра Павловича в итоге так и не осуществилась. Пушки по сей день красуются возле кремлевского Арсенала. Кстати, юбилей войны 1812 года косвенно повлиял на перемену «диспозиции»: музейщики настояли, чтобы из залежей трофейных орудий были извлечены более старинные русские, дотоле хранившиеся вперемешку с бонапартовскими. Теперь по соседству с Царь-пушкой красуется гранитный пьедестал, на котором установлены полтора десятка «соловьев», «василисков» и других грозных орудий, изготовленных в Москве и Казани в XVII – XVIII столетиях. Свежая табличка гласит, что отныне они будут почитаться «как памятники воинской славы».
