Цивилизация
Штутгартский балет не выступал в России с 1985 года. Выбор нынешней гастрольной афиши очевиден: первым делом труппа должна была представить спектакль Джона Крэнко, былого руководителя Штутгартского балета, при котором балетный театр Вюртемберга после исторического перерыва в два века восстановил художественное имя. Самые известные балеты Крэнко — «Укрощение строптивой» (спектакль некогда шел на сцене Большого театра), «Онегин» (в июле премьера в Большом) и «Ромео», первый полнометражный сюжетный спектакль, поставленный автором в Штутгарте и мало известный нашей публике.
Но после просмотра многие наверняка решили, что «Ромео» — зрелище довольно знакомое. И правильно: хореограф делал балет в начале 60-х, в период увлечения одноименным московским спектаклем Леонида Лавровского. Его «драмбалет» долго украшал афишу ГАБТа и стал известен на Западе после гастролей Большого театра в Лондоне в 1956 году. Образцовое произведение советского искусства поразило Европу «реалистическими» страстями и Улановой в главной роли. Юный Крэнко, получивший балетное образование в Англии, создал спектакль с благодарной оглядкой на Лавровского, при этом снабдив балет вполне оригинальными авторскими решениями.
В «драмбалете» главное — хорошо рассказать историю, а это Крэнко мог.
В Германии гордятся умением хореографа так вылепить пантомимные и танцевальные детали, что для понимания текста спектакля не нужно читать Шекспира.
Есть образцово классические, но чувственные дуэты главных героев с любовными обмороками и множеством детально разработанных дуэтных поз: выражение «носить возлюбленную на руках» исследовано до дна. Есть бойкий рынок с гусями, яблоками и корзинами, карнавал с шутами и характерный пляс горожан Вероны: в отличие от Джульетты на пуантах женщины танцуют в мягких тапочках. Церемониальные выходы веронской знати в роскошных черно-золотых одеждах.
Ночной балкон, на котором Ромео, стремясь к Джульетте, подтягивается, как на турнике. Задиристые конфликты кланов и хорошо поставленные бои на шпагах.
Однотонные задники с «ренессансными» арками или задники цветные, с природой Италии. Пышнотелая кормилица-хлопотунья, мрачно-заносчивый Тибальд и жизнерадостный остряк Меркуцио. Отец Лоренцо, с черепом в руках размышляющий о бренности. И склянка с сонным зельем, которую то картинно прижимают к груди, то с ужасом отбрасывают прочь.
Крэнко — толковый режиссер балетного действия. Клановые ссоры у него спонтанно рождаются из городского праздника, а на балу у Капулетти «грузные» танцы поколения отцов сменяются легкими танцами детей. Он довольно изобретателен по хореографической части, причем комбинации иные, чем в русском балете.
Крэнко искренен, но при этом вполне простодушен, что превращает спектакль в крайне общедоступное зрелище с уклоном для школьников.
Это не хорошо и не плохо. Это факт. Смотреть его «Ромео и Джульетту» взрослому — все равно что изучать Шекспира по книжке с картинками, которую читал подростком.
Впрочем, штутгартская труппа сумела сделать балет живым и теплым, танцуя весьма крепко и включившись в «драмбалетную» игру с нужной мерой погружения. По завету Крэнко, идеальный вариант — соединение нашей театральной традиции (но, как выразился немецкий критик, «очистив ее от устаревшего слащавого пафоса») и сдержанного английского стиля с добавлением не менее сдержанного немецкого театрального темперамента.
В спектакле и впрямь нет выпуклого советского драматизма и лозунговых обобщений, тут главенствует душевная интимность, что не отменяет сильного переживания.
Это и показали исполнители главных партий — Алисия Аматриан и Фридеман Фогель в первом составе, Мария Эйхвальд и Джейсон Рейли — во втором. Общий базис не мешал индивидуальной «надстройке»: Аматриан разыграла карту поначалу робеющей, но затем волевой и сильной духом аристократки, Эйхвальд сделала ставку на шаловливую полудетскую непосредственность, Фогель был чуть самодоволен, легок и смешлив, а более простой Ромео Джейсона Рейли чувствовал себя как рыба в воде среди веронских простолюдинов.
Бывший артист Большого театра Александр Зайцев в роли Меркуцио очень неплохо вертел двойные туры в воздухе.
Приятно смотреть, как мужчины немецкой труппы владеют дуэтным танцем — честно говоря, гораздо лучше, чем многие их коллеги в Большом. Гости легко, как перышко, поднимали балерин в многообразных поддержках Крэнко — и вниз головой, и на одной руке, и вдоль, и поперек по диагонали, и под мышкой с поворотом.
Последовавший за «Ромео» гала-концерт подтвердил, что школа при Штутгартском балете учит весьма толково, в том числе и неоклассике, и современному танцу. Программа, на 80 процентов составленная не из затасканных от чрезмерного употребления концертных номеров, доказала и то, что знаменитое Общество Новерра, названное в честь великого хореографа XVIII века, много работавшего в Штутгарте, по-прежнему плодотворно занимается важнейшим делом — создает в городе условия для рождения новых хореографов. Ведь местный балет знаменит и тем, что из его недр вышли великие мастера XX века — Килиан, Форсайт и Ноймайер. Теперь можно ждать многого от Демиса Вольпи (судя по эксцентричным «Маленьким чудовищам» на музыку Элвиса Пресли), от Марко Гёкке (прихотливо играющее суставами и мышцами тела мужское соло на композитора из рода Бахов) и от Дугласа Ли (дуэт на музыку Майкла Наймана). А как гости танцевали известные вещи Ханса ван Манена и Ицика Галили, Кристиана Шпука и Мауро Бигонзетти — у нас так при до сих пор факультативном обучении современным техникам танца смогут еще не скоро.
