Цивилизация
«Опер своего не сдаст»
— После окончания Московского университета МВД я был прикомандирован к районному отделу милиции в Санкт-Петербурге. В районе живет 50 тысяч человек. И я должен был быть в курсе всего, что происходит на его улицах. Иначе какой же я опер?
Волка ноги кормят, у каждого [опера] была своя агентурная сеть. Обычно это — мелкие крадуны. Люди совершенно разных биографий, но общее у них было то, что они, скажем так, не переходили определенные границы. И, конечно, все они понимали, что их тоже есть за что привлечь. Агентура меня не то чтобы боялась, но знала, что при попытке обмануть — по головке не поглажу.
Своего агента опер никогда не сдаст, а агент, в свою очередь, делает нужную работу.
В то время камер наблюдения в городе не было, а по фотороботу узнать человека очень сложно. Выйти на некоторых нужных нам лиц можно было только с помощью своего человека. Например, идет объект по улице, а агент на него указывает условным жестом.
Конечно рано или поздно в бандах узнавали, кто «стучит». Однажды, когда по наводке мы брали человека на сбыте, он сказал агенту: «Когда-нибудь и ты «заедешь», а в СИЗО тебя ждут».
Поэтому мне не раз приходилось приезжать в другой отдел и договариваться, чтобы в случае чего, коллеги моего человека посадили бы к себе. У нас он просто бы не выжил.
Агенты в большинстве своем были наркоманы, но попадались среди них и нормальные ребята. Кое с кем я общался и после увольнения. Но большинство уже умерло — наркота сгубила.
«Чувствовала полную безнаказанность»
— Эпидемия наркомании в Санкт-Петербурге достигла пика в 2000-х, город наводнила тяжелая наркота. Девяносто процентов краж, грабежей, убийств были связаны с героином.
В моем районе проживал мужчина, весом килограмм под 100. Он бил бабушек кирпичом по голове и отбирал у них наличность, несколько сотен рублей. Печальная арифметика — две бабушки за вечер и у него есть деньги, чтобы уколоться.
Таких отморозков, конечно, закрывали, но для нас делом принципа было выйти на дилера. Да и план никто не отменял — за отчетный период необходимо поймать минимум двух сбытчиков.
Сбытчики — это циничные люди, ощущающие власть над своим «королевством». Таких я был готов выслеживать сутками и по подвалам, и по чердакам.
Но иногда, казалось бы, уже все доказательства на руках, а без толку.
Одна женщина, назовем ее Лиса, продавала героин, устроила притон в квартире. Мы ее задержали, доставили в суд — а она тут же вышла на свободу, потому что у нее малолетний ребенок. И сразу же взялась за старое.
Так мы ее ловили три раза и все с одинаковым результатом — то она беременна, то родительские права восстановила. Меня уже агенты начали спрашивать, как же так, почему мы ее не закрываем?
Последний раз, когда мы ее задержать пытались, у меня на руках было постановление суда на обыск в квартире.
Мы дождались вечера, я разбил окно, запрыгнул внутрь, а там человек шесть таджиков. Кто-то начал стрелять из травмата, суматоха. Чудом никто не пострадал.
Оказалось, Лиса сдала квартиру, а сама на три дня уехала на «перекумар» (в больницу, чтобы снять наркотическую ломку — «Газета.Ru»). В доме все разбито, нас трясут: где Лиса?!
Я караулил ее три дня, задержал, но суд ее снова отпустил — на этот раз по состоянию здоровья. Она умерла через полгода, но «бизнес» вела до последнего дня. Понимала, что ей все с рук сходит.
«Готовы стрелять в ментов и прыгать головой вниз»
— Страх перед ломкой многих продающих и употребляющих наркотики делал совершенно безбашенными.
Появилась у нас наводка на вишневую «девятку». За рулем — девушка, пассажир — парень ростом под два метра. Мы установили, что они живут в нашем районе.
Вчетвером подъехали к дому, девушку схватили, а парень рванул к гаражам. Мы за ним, он стреляет из травмата.
Пули свистят у уха, все как в фильмах. Разница только в том, что мы ответить не могли.
Сотрудники милиции досконально знали статью о применении оружия. Там был пункт о посягательстве на жизнь, но на деле выходило, что пока тебя не подстрелят или не ткнут ножом — стрелять ты права не имеешь. Опер мог за всю свою жизнь ни разу не достать боевой пистолет, хотя носил его каждый божий день.
В итоге доставили мы задержанного в отдел и оставили со следователем, молодой девушкой, в кабинете на третьем этаже, а сами вниз спустились. Эта безалаберность могла нам дорого обойтись.
Через несколько минут мы услышали крики. Оказалась, парень попытался выброситься из окна. Когда мы в кабинет забежали, он уже головой вниз висел, а следователь его за ноги держала. Ее осколками стекла порезало.
Этот задержанный колол себе по шесть грамм героина, огромная доза. И он понимал, что за решеткой уже завтра от наркотической ломки ему придет конец.
Такие люди готовы стрелять по ментам, прыгать вниз головой. И не то чтобы их воля манит. Они просто понимают, что в СИЗО их вывернет наизнанку.
«И колеса прокалывали, и лобовое стекло разбивали»
— На «территории» не только ты знал всех, но и тебя все знали. Кто-нибудь похвастается, что знает такого-то опера, и пошло-поехало. Машина, номер телефона, как одеваешься — все передавалось.
Выхожу из парадной, а у дома уже трое моих наркоманов (агентов — «Газета.Ru»). «Что-то ты опаздываешь на работу», — говорят.
Спрашиваю, что здесь делают, как адрес узнали, я ведь только неделю назад переехал. А они мне: «Вон машина твоя стоит. Кстати, дай 500 рэ, мы к вечеру добудем информацию». Так вот начинался рабочий день.
Бывало, что и колеса прокалывали, и лобовое стекло разбивали. А однажды машину полностью сожгли.
Старшим товарищам наркосбытчиков, которых я закрыл, не понравилось, что им перекрывают кислород.
Сначала они попытались договориться, заслали человека, мол, может прыть поубавишь, все же умные люди?
Мне 25 лет было, и это все сильно выбесило. Следующего человека закрыл через три дня, потом еще одного, вот и решили ребята действовать другим образом.
Доказать, кто это устроил, конечно, не вышло, но я прекрасно понимал, откуда растут ноги. Но вообще тогда на такие вещи внимание не обращали, рутина. На моей памяти даже факт посягательства на жизнь сотрудника милиции оформили только один раз. На это не было времени. Ты и так мог не появиться дома по три-четыре дня.
Помимо беготни по улицам, на опере висит еще уйма бумаг — отчеты, протоколы, секретные дела. Приходишь в кабинет — материалы просрочены, а начальник говорит — есть информация по делу, давай выезжай. Я объясняю: «Мне же делами надо заниматься, прокуратура завтра повесит». А он: «Да мне пофиг, вперед».
«Все бежали с шашкой наголо»
— Для меня самым страшным в работе было наткнуться на шприц. Как-то по наводке брал человека с наркотиками. Обычно он кололся в машине. Я подбежал к нему: «Стоять!». Руку засунул ему в карман, и укололся.
Вижу, в шприце жидкость, что именно — понятия не имею. Он говорит: «Ну все, капец тебе, у меня СПИД».
Мы сдали все на экспертизу, шприц новый, в нем вода. Потом и задержанный подтвердил, что шприц чистый, он его только что купил, а про болезнь сказал, потому что я достал «территорию» кошмарить. Но меня уже накрыл страх. Каждые два-три месяца ездил проверяться.
С семьей в таких условиях, конечно, было сложно. Статистика по личной жизни плохая — кто-то одиночка, кто-то менял женщин, у меня самого разводы. Стресс и у тебя, и у близких постоянно. Бывало, и алкоголем злоупотребляли — опер же тоже человек.
Семьям сейчас явно стало поспокойнее. Работа более слаженная, наркотиков, разбоев и насильственных преступлений меньше. Даже угонов в Петербурге почти нет.
Раньше ты получал информацию и шел один. Дали бронежилет — хорошо, не дали — удачи тебе! Сейчас вспоминаешь, ужас, конечно. Но тогда — молодо-зелено, все бежали с шашкой наголо.